Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй
Шрифт:
Настал праздник лета, и в дома воткнули пучки полыни, а на ворота развесили заклинания [8].
Пинъэр накрыла стол и пригласила Симэня и чтобы угостить праздничными пирожками [9], и чтобы условиться о дне свадьбы. Пятнадцатого в пятой луне решили пригласить монахов, чтобы предать сожжению табличку покойного Хуа Цзысюя, а потом устраивать свадьбу.
– Деверей на панихиду пригласишь? – спросил Симэнь.
– Приглашения всем пошлю, а вот придут или нет, их дело.
На том и порешили.
Пятнадцатого Ли Пинъэр пригласила двенадцать монахов из монастыря Воздаяния. Они читали сутры и предали огню табличку души усопшего.
А тем временем Симэнь с тремя цянями серебра отбыл на рождение к Ин Боцзюэ. С утра он выдал Дайаню пять лянов и велел купить курицу, утку, гуся и вина. Пинъаню и Хуатуну был дан наказ после обеда привести к Боцзюэ коня, чтобы вечером поехать к Пинъэр и поздравить ее со снятием траура.
У Боцзюэ за столом сидели Се Сида, Чжу Жиньянь, Сунь Тяньхуа, У Дяньэнь, Юнь Лишоу, Чан Шицзе, Бай Лайцян и только что принятый в братство Бэнь Дичуань – все десять друзей, ни больше ни меньше. Два приглашенных актера должны были увеселять и обносить вином пирующих. Когда все уселись, Симэнь позвал актеров. Одного – У Хуэя, брата У Иньэр, – он знал, другой – ему незнакомый – опустился на колени:
– Ваш покорный слуга Чжэн Фэн, брат Чжэн Айсян.
Симэнь занял почетное место и одарил каждого актера двумя цянями серебра. Когда солнце стало клониться к западу, к дому подъехал Дайань. Подойдя к Симэню, он зашептал ему на ухо:
– Госпожа просит вас пораньше пожаловать к ней.
Симэнь подмигнул слуге и вышел из-за стола, но его удержал Ин Боцзюэ.
– Ах ты, сукин сын! – заругался на слугу Боцзюэ. – Поди сюда и скажи, что это значит. Не скажешь, уши оторву, негодяй! У меня день рождения только один раз в году бывает! Солнце светит над головой, а он, видите ли, коня привел. Куда хозяина забираешь, а? Говори, кто тебя прислал? Хозяйка или та, что у восемнадцати сыновей [10]обретается? Не скажешь, велю хозяину до ста лет тебя не женить.
– Никто меня не посылал, – проговорил Дайань. – Засидится, думаю, хозяин до ночи, вот и приехал пораньше.
Как ни пытал его Боцзюэ, слуга будто воды в рот набрал.
– Молчишь? – ругался Ин. – Ну, погоди, разузнаю, тогда я с тобой, болтун негодный, рассчитаюсь.
Ин Боцзюэ наполнил чарку вином и поставил перед Дайанем полблюда сладостей. Слуга удалился на кухню.
Через некоторое время Симэнь вышел за нуждой и крикнул Дайаня. Они отошли в укромное место, и Симэнь спросил:
– Кто да кто был у госпожи Хуа?
– Хуа Третий в деревне, у Хуа Четвертого глаза болят. Их не было. Только Хуа Старший с женой. Он после трапезы отбыл, а жену перед уходом госпожа пригласила к себе в спальню, дала десять лянов и две перемены нарядов. Она отвесила госпоже земной поклон.
– Деверь ничего не говорил? – спросил Симэнь.
– Ни словечка не проронил. Не решился. Правда, на третий день после свадьбы обещал к вам с поздравлениями пожаловать.
– В самом деле так и сказал? – удивился Симэнь.
– Не буду я вас обманывать!
Симэнь остался крайне доволен и спросил:
– Панихида окончилась?
– Монахи давно ушли, табличку покойного сожгли. Госпожа просила вас пораньше к ней прийти.
– Понимаю. Ну, ступай за лошадью пригляди.
Дайань удалился, не подозревая, что их разговор подслушал Ин Боцзюэ. От его оглушительного крика слуга даже вздрогнул.
– Вот ты где, сукин сын проклятый! – обрушился Боцзюэ. – Скрыть хотел, а я все слыхал. Вот, оказывается, какие у вас с хозяином тайны.
– Не ори, пес дурной! – осадил его Симэнь. – Все узнают.
– Попроси хорошенько, не буду кричать.
Они отвернулись к столу, и Боцзюэ поведал друзьям подслушанный разговор, а потом схватил Симэня и сказал:
– И ты, брат, называешь себя человеком, да? У тебя такое дело, а ты молчишь, с братьями не поделишься?! Пусть только Хуа Старший посмеет пикнуть, дай нам знать. Мы с ним сами поговорим. Сразу будет как шелковый. А заартачится, поперек пойдет, бока наломаем. Да, брат, а как сердечные дела? Ну-ка, расскажи все как есть. А то к чему же, спрашивается, мы побратимами назвались? Нам, брат, только брось клич, мы за тебя и в огонь, и в воду. Пусть родились мы не в один день, но готовы смерть принять в одночасье. Мы тебе преданы всей душой, а ты? Знай помалкивает, справедливо ли так-то?
– Если ты, брат, намерен от нас скрывать, завтра же всем расскажем, – поддержал друга Се Сида. – Узнает и Ли Гуйцзе, и У Иньэр, тебе самому будет неловко.
– Ладно, сейчас скажу, – засмеялся Симэнь. – Женитьба уже намечена.
– Но когда будет подношение подарков и переезд невесты, пока не установлено, – вмешался Боцзюэ.
– На свадьбу обязательно придем, как же брата не поздравить! – заметил Сида. – Только не забудь певиц позвать, выпьем свадебную чару.
– О чем разговор! – заверил Симэнь. – Конечно, всех братьев попрошу ко мне пожаловать.
– Чем ожидать счастливого дня, не лучше ли сейчас и выпить по чарке, наперед брата поздравить, а? – предложил Чжу Жинянь.
Боцзюэ поднял чарку, Сида держал кувшин с вином, Жинянь хлопотал у закусок, остальные встали на колени. Актеры, тоже преклонив колена, запели из «Тринадцати напевов» арию «Да продлиться радость свадебного дня». Симэню пришлось залпом осушить три или четыре чарки.
– Нам приглашение само собой, да не забудь позвать Чжэн Фэна и У Хуэя, – наказывал Чжу Жинянь и, обратившись к актерам, продолжал: – Смотрите, чтобы на месте были вовремя!
– На такое торжество придем загодя, – прикрывая рукой лицо, ответил Чжэн Фэн.
После тостов друзья уселись и снова принялись за еду.
Вечерело. Симэню не сиделось на месте. Улучив подходящий момент, он вышел из-за стола. Боцзюэ хотел было запереть дверь, но за Симэня вступился Сида.
– Отпусти его, брат, – обратился он к Боцзюэ, – не задерживай – ведь дело важное. И невеста будет сердиться.