Цветы Сливы в Золотой Вазе или Цзинь, Пин, Мэй (???)
Шрифт:
При упоминании пузанка Ин Боцзюэ всплеснул руками.
– Ах, брат, я и не поблагодарил тебя за отличных пузанков, которых ты мне подарил. Одного я отправил брату, от другого часть дочке послал, а часть велел жене нарезать маленькими кусочками, залить красным маринадом – нашелся у нее старый – да маслица подбавить для духу и положить в черепичный горшок. Глядишь, я утречком иль вечерком когда полакомлюсь, а может, гость какой пожалует, ему на тарелочке подам, чтоб только ты, брат, не обманулся в своем великодушии.
– Это, видишь ли, брат его сиятельства Лю, – пояснил Симэнь, – сотник Лю,
– Тебе, брат, эти деньги, конечно, не в диковинку, – заметил Ин Боцзюэ. – А господин Ся из военных. Нет у него твердой почвы под ногами. Не сорвет, так и не проживет. А тебе, брат, за это время, должно быть, вместе с ним не одно дело решать приходилось, а?
– Да, приводилось вместе разбирать и большие дела, и пустяки, – отвечал Симэнь. – Все бы ничего, если б не его алчность и лихоимство. Где ж такое видано?! В деле не разберется, деньги возьмет и хоть бы что! Сколько раз ему говорил – все нипочем. Да, говорю, мы с тобой военные[3], наша обязанность карать, но надо ж и совесть знать!
Не успел Симэнь закончить, как принесли вино и закуски. Сперва подали четыре блюда – овощные закуски и фрукты, потом – вино и еще четыре блюда: окрашенные в густой красный цвет свежие утиные яйца из Тайчжоу, ляодунские золотые креветки[4] с причудливо изогнутыми огурцами, приготовленное на душистом масле жаркое и вареные на сухом пару жирные куры. Вторая перемена тоже состояла из четырех блюд: жареная утка, окорок, белая жареная свинина и жареные почки. Наконец, на узорном фарфором блюде вынесли залитых красным маринадом вареных на пару пузанков, от которых исходил аппетитный аромат. Они так и таяли во рту! Какое удовольствие обсосать только косточку или жабры!
Симэнь Цин наполнил лотосовой настойкой небольшие золотые чарочки-хризантемы, и они принялись за еду.
Не будем говорить, о чем они беседовали за столом чуть ли не до второй ночной стражи, а расскажем пока о компании юнцов.
Посыльный нашел околоточного, и Ван была отпущена домой. Потом старшему полицейскому было велено выявить имена задержанных юнцов. На другой день они обязаны были явиться в уголовную управу. Юнцы переглянулись.
Хань Даого одарил посыльного пятью цянями, а позже, улучив момент, попросил околоточного переслать Симэнь Цину еще до судебного разбирательства список привлеченных к делу молокососов.
Прошел день. Симэнь Цин и надзиратель Ся Лунси заняли место в большой зале управы. Околоточный ввел группу задержанных. Первым вывели Ханя Второго. Он опустился на колени. Надзиратель Ся прочитал обвинение:
«Старший полицейский четвертого околотка первого участка Сяо Чэн за нарушение спокойствия привлекает к суду следующих лиц: Ханя Второго, Чэ Даня, Гуань Шикуаня, Ю Шоу и Хао Сяня».
После переклички допрос начался с Ханя Второго.
– С чего все началось? – спросили его.
– Мой брат занимается торговлей, часто не бывает дома. И вот жена его с дочкой стали жертвами насмешек и подстрекательств этих бездельников. Они собирались целой толпой у ворот и распевали непристойные песенки. Не давали покою ни днем, ни ночью. Как только ни издевались! Я живу с братом поврозь, но бывал у него. Не стерпел я и отчитал бездельников как полагается, а они повалили меня и давай избивать ногами. Уповаю на защиту и покровительство вашего превосходительства и прошу разобраться в обстоятельствах дела.
– А вы что скажете? – обратился к молодым людям Ся Лунси.
– Не верьте ему, ваше превосходительство, – сказали хором парни. – Ловчит он, этот игрок и волокита. Пока брата нет дома, он с его женой, Ван, путается. А Ван так важничает, что всех соседей поносит. Когда мы их застали, мы ее одежду забрали в доказательство преступления.
– Околоточный Сяо Чэн! – крикнул Ся Лунси. – Почему нет Ван?
Сяо Чэн не посмел сказать, что ее отпустил посыльный Симэня.
– У Ван слишком малы ножки, – пролепетал он. – Она едва ходит. Скоро подойдет.
Стоящий на коленях Хань Второй глаз не спускал с Симэня. Наконец, наклонившись к Ся Лунси, Симэнь сказал:
– Милостивый государь, не стоит, по-моему, вызывать эту Ван. Женщина, должно быть, недурна собой, вот шалопаи и стали к ней приставать, а когда она их отвергла, они и затеяли всю историю.
Симэнь позвал старшего из группы, Чэ Даня.
– Где вы схватили Ханя Второго? – спросил его Симэнь.
– У нее дома, – ответили все.
– Хань Второй! Кем тебе доводится Ван?
– Невесткой, – был ответ околоточного.
– Околоточный! Как проникла в дом эта компания? – продолжал допрашивать Симэнь.
– Через стену, – ответил околоточный.
– Ах вы, бездельники! – закричал разгневанный Симэнь. – Если он ей деверь, значит они – родня. Неужели свой человек, по-вашему, и в гости прийти не может?! А вы ей кто такие, я вас спрашиваю! Да как вы, лоботрясы, посмели в чужой дом лезть, а? Что вам там понадобилось? Тем более в отсутствии хозяина, когда дома была дочь-барышня? Сомнения быть не может – либо с целью насилия, либо – грабежа. – Симэнь кликнул подручных: – Принесите тиски!