Цветы в Пустоте
Шрифт:
Однажды утром (или днём, или вечером, или ночью) ему показалось, что он проснулся от звуков пения, чего, конечно же, быть просто не могло. Но, открыв глаза, он убедился, что слух его не обманул: Близнецы действительно пели. В этот момент они меньше всего на свете походили на тех демонов безумия, что безжалостно пытали его всё это нескончаемое время. Голоса их — чистые, звучные, хрустальные — лились чудесной завораживающей мелодией, и, наверное, каждый, кто мог слышать сейчас эту медленную песню, чувствовал себя в Раю, потому что так петь не могли никакие земные создания. Песня на непонятном языке то взлетала в холодные просторы космоса, окрашивая пустоту тёплыми солнечными лучами, то стекала водопадами
Но песня закончилась, а с ней закончилось и очарование этой картины. Сильвенио вновь вспомнил, кто он и где он, вспомнил, что его ждёт здесь и что он уже пережил. Возвращаться к реальности было сейчас очень болезненно. Тем временем Близнецы повернулись к нему, и он ожидаемо напрягся, предчувствуя новый кошмар.
— Не бойся, — сказала Лилео. — Сегодня играть не будем.
— Только не сегодня, — сказал Лилей. — У нас особенный день.
И хором они добавили:
— Мы называем это "День Добрых Дел", который мы проводим раз в году. Сегодня тебе ничего не угрожает, бедненький мотылёк.
Они встали и подошли к нему, опустились возле своего пленника на колени. Улыбки их всё ещё были участливые и открытые.
— Чего ты хочешь? — спросили они снова хором.
Он внимательно посмотрел на них. В чудеса он всё ещё не верил, но… попытаться стоило. Поэтому он неуверенно произнёс:
— Я хочу, чтобы вы меня отпустили…
Разумеется, на это не стоило и рассчитывать.
— Пф! — фыркнул Лилей. — Это неинтересно!
— Ты просто сам не знаешь, чего хочешь, — фыркнула Лилео.
Он вздохнул. Конечно, даже добрые дела они понимали по-своему.
— Тогда можно мне хотя бы стакан воды? Чистой воды, я имею в виду… я был бы вам очень признателен…
— Ерунда, — перебила Лилео. — Мы можем принести тебе ещё крови, если хочешь пить.
— Загадай чего-нибудь получше, — посоветовал Лилей.
— Я… я не знаю… может быть вы… вы дадите мне просто отдохнуть? От всего этого…
Тут они просияли и кивнули, вот только от выражений их лиц у Сильвенио всё сжалось внутри от дурного предчувствия.
— Точно-точно! Сестрёнка, мы же знаем, чего бы он на самом деле хотел, правда?
— Правда-правда, братик! Чур я — к голове!
Они быстро заняли позиции: Лилео пробралась ему за спину и обхватила сзади голову ладонями, а Лилей начал его раздевать, нависая сверху, и… и его черты стали меняться. На глазах у Сильвенио Лилей наращивал мышцы, становился выше и шире в плечах, кожа покрывалась многолетним загаром и врождённой смуглостью, волосы темнели и выпрямлялись, черты лица ужесточались и заострялись, а глаза из красных стали совсем чёрными. Сильвенио непроизвольно дёрнулся, едва не заехав затылком по носу прижавшейся к нему Лилео: это было уже слишком для него.
Аргза — с сахарной блаженной улыбочкой, с добрым-добрым взглядом невинного ягнёнка, с выражением перманентного приторного умиления на лице — выглядел более чем жутко. Когда он поцеловал его, то Сильвенио почувствовал на губах привкус клубники и ванили: на завтрак Близнецы обычно предпочитали насыщенные кремом пирожные. Сильвенио стало дурно.
Выходит, не так уж хорошо они его изучили, если думали, что он когда-либо мог бы захотеть… это. Гибрид Аргзы и Лилея поистине делал его глубоко несчастным одним своим видом, хотя Сильвенио не мог бы в точности сказать сейчас, почему так. И в то же время… у него родилась некая идея. Он почти не верил в её успех, он боялся даже представить себе, что с ним будет, если эта последняя идея провалится, и он был уверен, что при любом исходе совесть вскоре заест его окончательно, потому что то, что он собирался сделать, противоречило и словам его, и принципам. Однако он уже настолько устал, что не мог не попробовать. В конце концов, это был его единственный шанс.
— Вы… — он решительно поднял глаза на продолжавшего раздевать его Лилея-Аргзу. — Вы делаете это неправильно. Я… я… я хотел бы видеть его другим, — и это была правда, но, конечно, не вся. — Позвольте мне… показать? Показать, что я хочу… Показать, каким… каким он мне нравится больше…
Они не должны были на это соглашаться; существовало множество логически обоснованных причин, почему они совершенно точно не должны были соглашаться, и если бы у них была хоть капля здравого смысла… Но они только заулыбались ещё радостнее и согласились.
И пустили его в свой единый на двоих разум.
Сильвенио и вправду показал им. Он откопал на глубине своей памяти самые интимные, самые сокровенные моменты жизни с Аргзой, он открыл им все потаённые радости их совместного существования, подарил им все свои короткие мысленные признания, адресованные когда-либо этому человеку. Он показал им тепло рук Аргзы, его взгляды и улыбки, показал мельчайшие выражения его лица, которые когда-либо вызывали в Сильвенио неясную тёплую волну, он показал им то, каким видел грозного Паука изнутри. Он дал им услышать успокаивающий ритм его сердца, ощутить живую вибрацию его энергии, прочувствовать некоторые сказанные им слова, которые когда-то запали Сильвенио в душу.
А когда они расслабились достаточно, полностью поглощённые впитыванием всей этой мельчайшей информации, которую им ни за что не прочитать бы в другое время без его на то согласия — когда они потеряли бдительность, он собрал всю свою оставшуюся силу и вложил в один удар. Это был даже не удар, а, скорее, некий посыл, он по-прежнему не собирался им вредить. Но этот единственный посыл силы полностью сломал их ментальную защиту. И в нём был только один мысленный приказ: "усните".
Близнецы, всё так же синхронно, повалились на пол и крепко заснули.
Несколько минут он боялся шевелился, ожидая, что они вот-вот проснутся. Однако они всё не просыпались и выглядели, к тому же, даже более мирно, чем обычно. Лилей, уже вернувший свою обычную внешность, сладко свернулся возле его ног, Лилео, успевшая машинально нащупать руку брата, положила её себе под щёку. Они должны были проспать ещё как минимум несколько часов. В кабине наконец-то было совершенно тихо.
Сильвенио, не веря своей удаче, осторожно придвинулся к консоли, насколько позволяли прикованные магнитами к стене руки. Потом пришлось закусить губу и призвать остатки мужества, чтобы приступить к следующей части плана: он сместил руки за спиной вместе и при помощи левой вывихнул большой палец правой. Боль была недолгой — поскольку Близнецы им больше не управляли, Контроль тут же благополучно лишил его всех ощущений. Повторив то же самое со второй рукой, он наконец освободился полностью. Затем кинулся к консоли.