Цветы в Пустоте
Шрифт:
Внезапно они прекратили воздействие, и участливо заглянули в его лицо, одновременно погладив его скулы с двух сторон.
— Ну что ты? — спросила Лилео сочувствующе. — Не плачь, маленький трусишка. Мы же понарошку сейчас, не по-настоящему. Вреда не причиним.
Только после этой её фразы Сильвенио понял, что его снова затрясло — ещё сильнее, чем в недавнем кошмаре. Но он, разумеется, и не собирался плакать. Нет уж, это — последнее, что он собирался делать перед этими людьми. Просто… просто у перехватило дыхание и очень сильно кружилась голова, вот и всё.
Просто их слова били точно в сердце, вот и всё. Не больше и не меньше. Он чувствовал себя ужасно жалким и недостойным самого существования. Потому что — да, они, конечно, кругом
— Не плачь, глупенький, — вторил сестре Лилей. — Ну, хочешь, мы сейчас уйдём. А ты пока подумаешь над тем, что мы сказали.
Они действительно встали с пола, и следующее прозвучало уже хором:
— Подумай хорошенько, синий мотылёк. Тогда, может быть, ты сам захочешь остаться с нами, если поймёшь всё правильно.
В сарае было тепло и сухо. В золотистых лучах вечернего солнца, лившихся в единственное имеющееся здесь окно и в щели между досками, плясали озорные пылинки. Сено, в котором он лежал, пахло, как и положено сену, травами и летним полем.
Сильвенио чуть пошевелился, чтобы переместить затёкшую конечность, и невольно сморщил нос — рана всё ещё дико болела при малейшем движении. Он осторожно повернул голову, разглядывая свой красный от крови бок — серебристая шерсть там свалялась и размокла, неприятно прилипала к коже. Повреждённое ребро вспарывало обломком кости шкуру, но лёгкое, к счастью, задето не было, и, хотя дышать было тяжеловато, он полагал, что у него, в принципе, немало шансов выжить. Надо только отлежаться пару дней в покое, позволяя сильному волчьему организму восстановиться, и потом, чтобы закрепить эффект, поохотиться немного на жирных кроликов с ближайшей фермы — он приметил такую на пути сюда. Впрочем, если на ферме с кроликами обнаружится излишне бдительный хозяин — особенно, если у хозяина найдётся ружьё — то можно будет обойтись и местными курами. Только это всё потом, для начала эти пару дней, пока затягивается рана, надо ещё пережить. Потому как есть жутко хотелось прямо сейчас, но, естественно, об этом не могло быть и речи: сейчас он был слаб, как трёхмесячный щенок, и не мог поймать даже какого-нибудь слепого цыплёнка, не говоря уже о том, чтобы уходить от погони.
Прерывая его размышления, дверь в сарай приотворилась, и Сильвенио мгновенно напрягся. Когда он выбежал, загоняемый подстрелившими его охотниками, из-под спасительного лесного покрова, особого выбора в убежищах, конечно, не было, но он всё же нашёл в себе силы дойти до той территории, которая выглядела наиболее заброшенной: и дом, и сарай возле него показались ему необитаемыми. Выходит, он здорово ошибся, потому что сейчас в сарай кто-то вошёл: он слышал осторожные шаги маленьких ножек и тихие человеческие голоса. Их золотые головки мелькнули в солнечных лучах из-за стога сена, за которым он укрывался — похоже, его нежданные гости были совсем ещё детёнышами, судя по росту. Кое-как приподнявшись, он попытался отползти подальше в тень — и тут же был обнаружен.
— Ух ты! — услышал он голос одного из человеческих детёнышей. — Волчик! Белый! Сестрёнка, смотри, белый волчик!
Детёнышей было двое: похожие друг на друга, как две капли воды, близнецы, мальчик и девочка. В светлой одежде, со светлыми волнистыми волосами, с искренними радостными улыбками — они выглядели невинно и миролюбиво, как и большинство детей. Это взрослые обычно стреляли в Сильвенио из ружья, кидали в него камни и вилы, напускали на него охотничьих собак, а дети, бывало, даже иногда кормили его хлебом и колбасой. Только вот с этими двумя особями явно было что-то не так. От них пахло опасностью, да такой, какой редко повеет от иного взрослого. Да и глаза у этих маленьких человечков были… нехорошие. Красные, цвета крови, с непонятным огнём, таящимся в самой глубине. Такие глаза не могли принадлежать кому-нибудь доброму. Волку обладатели этих глаз сразу не понравились, и он попытался отползти ещё дальше, одновременно угрожающе зарычав на детей.
— Серебряный, — поправила брата девочка, никак не реагируя на волчье рычание. — Не белый он, братик, а серебряный. Красивый! Смотри, у него кровь. Волчик ранен!
Он зарычал громче, что эффекта также не оказало. Клацнул зубами, когда мальчик приблизился вплотную и погладил его по голове между ушами — снова тот же результат, а вернее, его отсутствие. Откусывать ему руку по-настоящему он не решался: другой не любил, когда он трогал детёнышей. К тому же, если он причинит им вред, то они могут позвать сюда взрослых, а уж взрослые-то точно придут опять с ружьями и вилами, и тогда ему конец. Пока же есть надежда, что маленькие человечки немного поудивляются и спокойно уйдут, забыв о нём.
— Тише, волча. Мы тебя вылечим. И накормим. Ты ведь хочешь есть?
— И возьмём себе! — девочка от радости подпрыгнула, и сено под её ножками разлетелось в стороны. — И у нас будет собственный питомец!
— Ага! Всегда мечтал завести собаку!
Сильвенио это не понравилось. Собравшись с силами, он поднялся на лапы и кинулся к выходу — но человечки бросились на него вдвоём и снова повалили на пол. Рана при этом взорвалась такой болью, что он не выдержал и жалобно заскулил, хотя вовсе не собирался этого делать. Дети принялись наперебой его гладить и шептать ему что-то успокаивающее, чего он не понимал; он хотел только, чтобы они оставили его в покое и дали уйти в какое-нибудь другое безлюдное место, где он сможет нормально отлежаться. Он не хотел становиться ничьим питомцем и уж точно не собирался становиться чьей-то "собакой". Но они его не отпускали, а от их ладоней вдруг начало исходить какое-то тёплое свечение, от которого его боль стремительно утихала, и потому он покорно позволил им себя залечить. Слабость, между тем, не проходила так легко: он по-прежнему не чувствовал себя способным полноценно охотиться.
— Вот так! — воскликнули близнецы хором, довольные своей работой. — Сиди здесь, волча, мы принесём тебе еды.
С этими словами они ушли из сарая, и волк остался лежать, приходя в себя после неожиданной помощи. Инстинкты, однако, говорили, что лучше бы ему отсюда уходить как можно быстрее, невзирая на громкие требования напоминавшего о себе пустого желудка остаться. Своим инстинктам он доверял всё же больше, чем телу, и потому, вновь поднявшись, он поплёлся из сарая, поминутно оглядываясь по сторонам. Лес был, по его прикидкам, не так уж далеко, но до него ещё надо было миновать открытое поле, в этом заключалась главная проблема.
Услышав позади топот детских ножек, он побежал быстрее, но, видимо, он был ещё и в самом деле слишком слаб, потому что детёныши снова догнали его и повалили на землю. Рычание вновь не возымело никакого эффекта, как и его слабые попытки от них отбиться. Пока один детёныш вис у него на шее, другой поставил перед ним миску с почему-то ничуть не расплескавшимся на бегу мясным супом. Пахло угощение, честно говоря, просто изумительно. Сильвенио жадно втянул носом воздух и, подозрительно глянув на человечков, принялся лакать суп из тарелки, пока те наблюдали за ним с неприкрытым восторгом.
— Волче нравится!!! Волче нравится!!! — они захлопали в ладошки и запрыгали на месте, поочерёдно трогая его за мохнатые уши и веселясь от этого ещё больше.
Шуму они производили при этом очень много. Сильвенио заозирался, проверяя, не сбегутся ли на их верещание другие фермеры. Воспользовавшись тем, что он отвлёкся, дети проворно защёлкнули на нём железный ошейник с цепью вместо поводка, а когда он в панике забрыкался, отчаянно мотая головой и пытаясь стянуть ошейник передними лапами — они напялили на него ещё и какой-то нелепый белый чепец с неаккуратно прорезанными дырками для ушей.