Цветы в Пустоте
Шрифт:
У Сильвенио дрожали колени и саднили надорванные голосовые связки. Это повторялось из года в год, это было каким-то непрекращающимся ночным кошмаром в духе тех, что показывали ему Близнецы. Временная петля, замкнутая на одной-единственной повторяющейся точке: его бессилие, его дрожащие колени, его крики, его слёзы — и чья-то смерть, на которую он может только смотреть. Джерри, Хенна и её подчинённые, люди с той планеты, где ему пришлось переодеваться рабовладельцем, Ищущие. Теперь Мартин. Всё повторялось по кругу вновь и вновь. Должно быть, он и сам давно уже умер, и теперь пребывал в Чистилище, расплачиваясь этой нескончаемой пыткой за какие-то
Дьявольски-рыжее пламя расцветало причудливыми гроздьями взрывов, и этот огонь, наверное, видел был из самых дальних уголков этого мира. Мира, которого некому было больше защищать; но Сильвенио не хотел это признавать, он отказывался в это верить. Он сгорал в этом пламени без остатка, он безотчётно молотил по стеклу и всё кричал "нет-нет-нет-нет", он плакал и выл, он разбил себе до крови лоб об стекло, не заметив, он бился в истерике — и умирал с каждой наносекундой вместе со всеми своими товарищами и друзьями, вместе со всеми, кого он когда-либо знал и любил. Он был там, в коридоре корабля Паука, перехваченный за горло чужими пальцами, чёрные дыры вместо глаз напротив, беззвучное "смотри" и неправильное сочетание зелёного с красным; он был там, на Хорвении, связанный острыми лесками по рукам и ногам, громкое "огонь" и безвольно свисающая из горы трупов ладошка последнего ребёнка последних местных аборигенов; он был там, на Данаре, удерживаемый горячими руками варвара, ослепительные голубые вспышки, жёлтый пиджак Атрия Джоза, самоотверженные лица и музыкальные голоса, прощающиеся с ним навсегда; он был там, на городской площади, раненый и слабый, угасающий солнечный взгляд, круглая сквозная рана в животе и храброе "я прожила отличную жизнь"… Он был там — одновременно везде, одновременно сейчас и всегда, он проживал заново каждый момент, каждую чужую смерть.
Ни одного корабля миротворцев не уцелело. Оба истребителя же каким-то чудом успели вернуться на базу. Почему чудеса всегда случаются с теми, кто этого не заслуживает?..
И тут Сильвенио как будто бы выключили. Резко, словно из него разом выкачали всю энергию, он рухнул на колени, прижимаясь к окну рассечённым лбом, и замолчал.
Стало невообразимо тихо. Тишина звенела в ушах, пульсировала в голове вместо мыслей, оковывала льдом вены. И в этой тишине, где-то глубоко-глубоко у него внутри, подняли головы некие жуткие, хищные демоны, разбуженные ещё Близнецами. Эти демоны пока ещё не дали о себе знать, но они уже проснулись: тишина в сознании послужила им лучшим сигналом. Что-то тёмное, что-то ужасное, что-то неправильное шевельнулось в нём — шевельнулось пока молча, но готовое в любой момент подать голос. Сильвенио ещё не чувствовал, ещё не знал, не догадывался ещё даже о существовании этого, как не догадываются порой люди, что живут на спящем вулкане. Всё, что он ощущал в тот момент… он ничего не ощущал.
На него нахлынула чистая, блаженно-тихая Пустота. И это казалось ему на удивление гармоничным. Ведь у мертвецов внутри должно быть пусто, верно?..
…Чужие голоса слышались, как через толстую подушку:
— Да ну, блин, это было так скууучно! Самая тупая и самая короткая драка в моей жизни. Кто этих хиппарей драться учил, мм? Испортили мне настроение на целый день своим идиотизмом!
Слова были вроде бы знакомые, но смысл от Сильвенио как-то ускользал. Быть может, это потому, что смысла теперь не было больше ни в чём?
— Кончай ныть уже.
— Ах, любовь моя, у тебя, должно быть, совсем к старости плохая память стала? Я уже говорил, что не надо мне указывать, сладенький, иначе я тебя прирежу. Я и так сейчас не в духе, так что, будь добр, заткнись.
Вместе с голосами приближались шаги: одни — тяжёлые и глухие, другие — быстрые и нервные.
— Эй, ты только посмотри на него! Бессовестно отлынивает от работы и дрыхнет, как ни в чём не бывало! Слушай, я начинаю думать, что Паук избавился от него сам, раз он такой бесполезный. В постели — хныкающее бревно, убираться и готовить не умеет, бегает медленно. Он мне надоел. Пожалуй, я его всё-таки убью.
Оказалось, что Сильвенио успел задремать прямо там, на холодном мраморном полу возле окна в торжественном зале, подтянув колени к груди. Он открыл глаза и, приняв сидячее положение, молча посмотрел на Стрелка без всякого выражения. Почему-то последнего это взбесило ещё больше, и он со злостью ударил его ногой в лицо. Сильвенио упал обратно на пол, не пытаясь как-то прикрыться от последовавших за этим ударов. Просто лежал и смотрел, ничего не говоря. Пустота внутри него оставалась равнодушной.
— И это отродье ещё смеет на меня глазеть! — горячился Стрелок всё больше, выпуская пар после слишком быстро окончившегося сражения. — Бесит меня уже этот щенячий взгляд! Смотрит вечно так, как будто великомученик, блядь, святоша чёртов! Бесит, бесит, бесит!!! Если ты, мразь, думаешь, что можешь меня своими щенячьими глазками пронять — то очень ошибаешься, вот что я скажу! Я убью тебя, ты понял?! Ну, давай, начинай трястись и умолять, как в прошлый раз, ты же ни на что больше не способен!
Он пинал его по рёбрам, по почкам, по лицу — везде, куда доставал, а Сильвенио так и не издал ни единого звука. Он продолжал бездумно на него смотреть, по-прежнему не вкладывая в свой взгляд уже никакого выражения, да и зачем бы сейчас. Теперь окровавленным был не только его лоб, но и разбитые губы — ему было всё равно. Что-то в нём сломалось навсегда, что-то в нём безвозвратно исчезло; он шёл к этому все эти долгие годы, он справлялся со всеми этими испытаниями, но, в конце концов, он не был железным, и у него был предел. И этот предел был достигнут сегодня. Он перешёл черту, из-за которой уже никогда не возвращаются прежними.
— Да угомонись ты, кретин. Достали твои визги.
— Опять указываешь?! Ну, я предупреждал!!!
Драка завязалась уже между Стрелком и Ядовитым Рогом. Сильвенио отвернулся, свернувшись в клубок: все драки между этими двумя заканчивались всегда одинаково, и хорошо бы на сей раз они хотя бы уединились в спальне, а не делали это у ближайшей стены. Хотя ему, конечно, уже не было до этого дела.
Он, наверное, снова успел задремать, потому что, когда кто-то тряс его через какое-то время за плечо, он не сразу вернулся в реальность. Очнувшись, он обнаружил, что Сайго Крэйен вернулся — почему-то один, уже полуголый, весь в укусах и царапинах. Стрелка поблизости не было.
— Встать можешь?
Он кивнул и встал. Благодаря Контролю его даже не шатало. Сайго критически его осмотрел, затем насильно вложил в его вялую руку что-то металлическое. Машинально взглянув на предмет, Сильвенио увидел в своей ладони два ключа, побольше и поменьше.
— От ангара и от истребителя, — пояснил тот совершенно без эмоций. — Случалось пилотировать корабль?
Он кивнул повторно, всё ещё не понимая, чего от него хотят.
— Да… случалось. Я был главным пилотом на корабле Паука, когда он… не мог этим заниматься.