Цветы зла

Бодлер Шарль Пьер

ИДЕАЛ

Нет, никогда толпа прелестниц пошловатых, Испорченных плодов ничтожных наших дней, В уборе их одежд и поз замысловатых, Не сможет утолить мечты души моей. О Гаварни, поэт улыбок томно-бледных, Не для меня ты дев больничных рисовал; Я не могу найти, средь роз твоих бесцветных, Цветка, похожего на красный идеал. Но сердцу дороги, глубокому, как бездна, Вы, Лэди Макбет, дух преступный и железный, Эсхилова мечта, расцветшая средь льдов, Иль ты, немая Ночь, ты, дочь Микель-Анджело, Раскрывшая, во сне склонясь на мрамор белый, Красы, достойные страстей полубогов.

ГИГАНТША

В те времена, когда могучая Природа Творила каждый день чудовищных детей, С гигантшей юною я жить хотел бы годы, Как при царевне кот, ласкающийся к ней; Дивиться,

как цветет с душою вместе тело, Растущее легко средь бешеных затей; Угадывать грозу, что в сердце закипела, По влажной пелене в зрачках ее очей; На воле исходить ее младое лоно, Вползать на верх колен по их крутому склону, А летом, иногда, когда, от злых лучей Устав, она в полях раскинется широко, Спать беззаботным сном в тени ее грудей, Как мирное село в тени горы высокой.

ЗАПЯСТЬЯ

Одежды сбросила она, но для меня Оставила свои гремящие запястья; И дал ей тот убор, сверкая и звеня, Победный вид рабынь, в дни юного их счастья. Когда он издает звук резвый и живой, Тот мир сияющий из камня и металла Дарует мне восторг, и жгучею мечтой Смесь звуков и лучей всегда меня смущала. Покорствуя страстям, лежала тут она И с высоты своей мне улыбалась нежно; Любовь моя текла к подруге, как волна Влюбленная бежит на грудь скалы прибрежной. Очей не отводя, как укрощенный тигр, Задумчиво нема, она меняла позы, И смесь невинности и похотливых игр Давала новый блеск ее метаморфозам. Рука ее, нога, бедро и стан младой, Как мрамор гладкие и негой несравнимой Полны, влекли мой взор спокойный чередой; И груди, гроздия лозы моей родимой, Тянулись всё ко мне, нежней, чем духи Зла, Чтоб душу возмутить и мир ее глубокий, Но недоступна им хрустальная скала Была, где я сидел, мечтатель одинокий. Казалось, совместил для новой цели Рок Стан стройный юноши и бедра амазонки, Так круг прекрасных чресл был пышен и широк И так был золотист цвет смуглый тальи тонкой. — Усталой лампы свет медлительно погас; Лишь пламя очага неверное горело, Дыша порывами, и кровью каждый раз Вздох яркий заливал янтарь родного тела.

МАСКА

Аллегорическая статуя во вкусе Возрождения

Какое дивное пред нами изваянье! В изгибах тела мощь и нега разлиты Обильно и цветут в божественном слияньи. Всё дышит чарами чудесной красоты В той женщине. Она достойна скрасить ложа Роскошные дворцов, деля на долги дни Досуг духовного владыки или дожа. На эту властную улыбку ты взгляни, Самодовольную и полную истомы; На этот страстный взор, дар благостных Харит; На нежное лицо, где сердцу всё знакомо И каждая черта победно говорит: «Меня призвала Страсть; Любовь венок сплела мне!» Тот мрамор, царственным величьем одарен, Безгрешностью своей в нас разжигает пламя. Давайте обойдем его со всех сторон. Безбожного творца безумное хуленье! Глядит лицом двойным, по прихоти резца, Богиня дивная, сулившая забвенье! Но нет! Tо маска лишь, смутившая сердца, Тот лик, трепещущий в блаженном упоеньи, Как будто бы от ласк, не знающих конца. А настоящий лик, скосившись от мучений, Немеет позади неверного лица. — Унылая Краса! Твои святые слезы Державною рекой стекают в грудь мою! Я ложью опьянен твоей и жадной грезой Волну твоих очей страдальческих я пью! — Но плакать ей зачем? К ней Рок ведь благосклонен, И всех бы красотой пленить она могла. Какой таинственный недуг ей гложет лоно? О том она скорбит, безумный, что жила И что живет еще. Но то всего больнее И дрожью всю ее томит по временам, Что завтра надо вновь ей жить, уснуть не смея, И послезавтра жить, и вечно — как и нам!

ГИМН КРАСОТЕ

Жилица ль ты небес иль пропасти глубокой, О Красота? Льет яд с блаженством заодно Твой взор божественный, холодный и жестокий, И в этом ты для нас похожа на вино. В твоих глазах горят закат и свет восхода; Благоухаешь вся, как вечер пред грозой; И, зелья уст твоих вкусив, клянет походы Герой, а юноша отважно рвется в бой. Пришла ль из бездны ты, иль к нам со звезд сошла ты? Рок очарованный за юбками, как пес, Бежит. Ты сеешь здесь то радость, то утраты И царствуешь над всем, не видя наших слез. Идешь ты, Красота, не зная сожаленья, По трупам, ужасом сверкая как венцом; Убийство, средь других цветных его камений, На гордом поясе играет багрецом. Покорный

мотылек на пламени сгорает Твоем, свеча, свой рок и смерть благословив; Любовник в страстный миг над девой замирает, Как будто бы свой гроб руками охватив. Не всё ль равно, с небес приходишь иль из ада, О Красота, немой, невинный, жуткий зверь. Твой взор, уста и грудь даруют мне усладу И в Рай неведомый мне раскрывают дверь. Послал ли Сатана иль Бог тебя, Сирена Иль Ангел? Всё равно! Ведь светятся зрачки Твои, и в их лучах, кумир мой вожделенный, Мир краше и не так мгновения тяжки.

ЭКЗОТИЧЕСКИЙ АРОМАТ

Когда в осенний день, с закрытыми глазами, Грудь теплую твою вдыхаю я без слов, Сияет предо мной счастливых берегов Блеск ослепительный под вечными лучами. Видны мне острова, овеянные снами, Деревья странные и гроздья их плодов, Мужчины стройные, как пальмы средь садов, И жены с чистыми, невинными очами. Мчась запаху вослед в прелестную страну, Я вижу гавани заснувшую волну И белых парусов обветренные стаи, Меж тем как аромат неведомых кустов, Плывя по воздуху и грудь мою вздымая, Сливается в душе с напевами гребцов.

ВОЛОСЫ

Руно волнистое, нависшие покровы! О кудри! Аромат и томный, и густой! Восторг! Чтоб населить сегодня мрак алькова Заснувшим в волосах дыханием былого, Я ими, как платком, повею пред собой. Ленивой Азии и Африки бессонной Далекий мир и зов почти забытых вод Живут в твоей тени, лес странно благовонный. Как у других плывет по звукам ум плененный, Так мой, любовь моя, по запахам плывет. Уйду я в те края, где люди под горящей Лазурью соками и негою полны. О косы, будьте мне вы зыбью, в даль стремящей! Ты, море темное, содержишь сон слепящий Ветрил, гребцов, и мачт, и пламенной волны: Там гавань шумная, где дух мой пьет глотками Большими запахи, и звуки, и цвета, Где корабли скользят багряными струями, Объятия раскрыв пред жгучими лучами Небес, где синева от века разлита. Я погружусь лицом в дурманящий и черный Тот океан, в себя вмещающий другой, Мой изощренный ум под ласкою повторной Зыбей вас вновь найдет, дни лени плодотворной, Качанье вечное и сладостный покой! Ночь синяя волос, раскинутые тени, Вы возвратили мне лазурный небосклон. Прильнувши к локонам в безмолвном упоеньи, Я слышу мускуса и дегтя дуновенье И слитым запахом их сладко опьянен. Склоняясь без конца над гривою густою, Я жемчуг и рубин рассыплю щедро в ней, Чтоб никогда к мольбам ты не была глухою! Ведь ты оазис снов и чаша, что порою Поит меня вином моих прошедших дней!

«Как небо я тебя ночное обожаю…»

Как небо я тебя ночное обожаю, Сосуд печальных грез, красавица немая. Ты от меня бежишь, но я тем горячей Люблю тебя, мой друг, краса моих ночей, Чем ты насмешливей скрываешься за дали, Которые рукам обнять лазурь не дали. Иду на приступ я и лезу смело в бой, Как жадный хор червей на труп идет войной, И даже полюбил, зверь сумрачно-жестокий, Холодность я твою, как дар прекрасный Рока!

«Всё человечество зовешь под сень алькова…»

Всё человечество зовешь под сень алькова, Жена нечистая! И каждый вечер снова Ты сердце новое должна зубами рвать, Чтоб вероломную игру не забывать. Глаза, горящие, как факелы гуляний Народных иль витрин зазывное сиянье, Себе присвоили чужие им права, Не знавши никогда, в чем смысл их торжества. Слепое существо, глухое к состраданью, Кровь мира пьющее, жестокое созданье, Ужель пред зеркалом не ведаешь стыда И в нем твои красы не меркнут никогда? Ужели всё то зло, которому все годы Ты служишь, не страшит тебя, когда Природа Для тайных замыслов своих тебя берет, Греховная жена, и власть тебе дает, — Тебе, презренная, — чтоб мог родиться гений? Величье подлое! Державное паденье!

SЕD NОN SАTIАTА

Богиня странная, как ночи — ты темна И дышишь мускусом и пряною геранью; Тропических лесов, должно быть, ты созданье, Колдунья черная, и в полночь рождена. Mне слаще опия, алоя и вина Твоих горячих уст пьянящие лобзанья; Когда к тебе летит толпа моих желаний, В колодце глаз твоих тоска утолена. Из этих черных глаз, сверкающих и жадных, Лей меньше пламени, мой демон беспощадный; Не Стикс я, чтоб тебя раз девять обнимать, Увы, и не могу, распутная Мегера, Несть Прозерпины дар, чтоб пыл твой обуздать, На ложе адское, взамен даров Венеры!