Цветы зла
Шрифт:
– Стрела оказалась отравленной? – пошутил Смирнов. – Кураре, крысиный яд, стрихнин?
– Нет, он утонул... Он был весьма талантливым человеком, ничего не видевшим вокруг себя...
– Тела, конечно, не нашли?
– Нет...
Смирнов, покивав своим мыслям, спросил:
– А как вы думаете, кто в меня стрелял? Не дух же Маргариты Андреевны?
– Ума не приложу, ей богу...
Святослав Валентинович продолжал ходить по комнате взад-вперед, озабоченно посматривая на часы. Присутствие Смирнова, а скорее направление его внимания, начало его тяготить.
– Мне
– В курятнике Архангельских, – слабо усмехнулся Кнушевицкий. – Но он тихий был... Несколько дней назад его опять отпустили. Ремонт, видите ли, у них в больнице.
Смирнов усмехнулся тоже – вспомнил один из первых своих приключенческих романов. В нем основными персонажами были сумасшедшие, разбежавшиеся из лечебницы, забытой богом и властями.
– Мальчик говорил, что у него отняли настоящее кафрское копье, – сказал он, тщась вообразить вымазанного ваксой сумасшедшего, самозабвенно охотящегося в курятнике.
– Он его у Добровольских стащил... – равнодушно ответил Кнушевицкий. – Из их африканской коллекции оружия. Кстати, у них и кураре был.
– А арбалета у Добровольских в коллекции нет? – спросил Смирнов спокойно. Он знал, что кураре обладает мгновенным нервно-паралитическим действием.
– Не должно быть. Добровольские в Африке работали, а в Африке, по-моему, арбалетов нет.
Смирнов еще что-то хотел спросить, но в это время от калитки нетерпеливо зазвенел звонок.
В переполненной районной больнице Смирнову сделали рентгеновский снимок – тазовая его кость оказалась пробитой насквозь.
После того, как рана была обработана и зашита, на него надели брюки Святослава Валентиновича (последний предусмотрительный отправил их с машиной скорой помощи) и отвели в вестибюль. Присев там на краешек стула, Смирнов позвонил Марье Ивановне (к его великому удивлению во время операции мобильный телефон, также как и бумажник, украдены не были). Позвонил и получил ответ: "Абонент отключен, или временно недоступен".
"Черт, а что если... что если ее убили!?" – подумал Евгений Александрович, становясь белее больничных стен.
9. Я отнес ее, пьяную, в кабинет
Чмокнув в щечку Смирнова и дождавшись, пока он скроется в переходе к метро, Марья Ивановна заскочила в ближайшую кабинку общего пользования. Вышла она из нее уже не в обезображивающем сером трикотажном костюме и непритязательных позапрошлогодних босоножках (все это она надела, чтобы не возбуждать подозрительности супруга), но в обтягивающем коротком платье прямиком из Парижа и легких туфельках на высоком каблучке.
Опустив пакет с маскировочной одеждой в ближайшую урну, Марья Ивановна, сопровождаемая восхищенными взглядами дюжины прохожих, бросилась на проезжую часть
Ресторан оказался непритязательным – ничего обычного, ничего грузинского, так, средней руки заведение общественного питания, украшенное охотничьими натюрмортами, бутафорскими двустволками да покрашенными блестящим лаком муляжами голов оленей и сайгаков.
Окинув помещение пренебрежительным взором, Марья Ивановна, сказала вышедшему к ней метрдотелю, что хотела бы поговорить с глазу на глаз с владельцем ресторана господином Эгисиани.
Метрдотель осмотрел посетительницу схватчивым взглядом, сделал дежурно-радушное лицо и степенно удалился.
Марья Ивановна присела в глубине зала за прямоугольный шестиместный столик, огражденный от соседних безвкусными перегородками из тростника. Посидев немного, достала из сумочки "Вог", закурила, думая, как удивился бы Смирнов, увидев ее с сигаретой, да еще в легком красном платьице, да еще на высоких каблучках, да еще закинувшей ногу на ногу, да так что ажурная резинка чулка без труда могла следить за действиями хозяйки. "Сказал бы, что я весьма похожа на обожающую себя проститутку", – довольно улыбнулась женщина, гася недокуренную сигарету в пепельнице.
Эгисиани пришел через входную дверь. Кепки на нем не было, нос он имел отнюдь не грузинский и вообще выглядел, как уважающий себя мужчина средних лет.
Марья Ивановна к моменту его явления уже вошла в образ деловой дамы, решившей перевести дух среди простонародья. Резинки чулок, естественно, томились под платьем, колено касалось колена, лицо выражало решимость в ближайший час ничему на свете не придавать существенного значения.
– Меня зовут Владимир, – сказал Эгисиани, подойдя к столу. – Разрешите присесть?
Марья Ивановна указала глазами на место напротив себя. Эгисиани сел и увидел визитку, ожидавшую его внимания на самом краешке стола.
– "Детективное агентство "Дважды два"", – прочитал, приблизив к глазам сверкающий золотом прямоугольник плотной бумаги. – Башметова Марья Ивановна... Интересно...
– В самом деле?
– Видите ли, у меня много друзей среди частных сыщиков – они любят посидеть в моем заведении – но об агентстве с весьма удачным названием "Дважды два" я не слышал. У вас есть лицензия?
Марья Ивановна посмотрела на него, как профессор юриспруденции посмотрел бы на студента-троечника, безукоризненно ответившего на безнадежный вопрос, и сказала, одобрительно качнув головой:
– Я по случаю Кристины Владимировны, Святослав Валентинович обратился к нам с просьбой найти факты, которые позволили бы пересмотреть дело Регины Родионовны в сторону отмены, либо существенного смягчения приговора.
Услышав имена, Эгисиани обездвижил. Глаза его обратились внутрь и потемнели.
– Святослав Валентинович убедил нас, – продолжила Марья Ивановна, придав голосу сочувственные нотки, – что вы не имеете прямого отношения к ее смерти.