Цыц!
Шрифт:
— Мил, дай мне телефон его матери. Я ничего говорить не буду. Прикинусь, что ищу его по какому-то делу.
— По-твоему, Лилька, это игры?
— Да.
— Ой, мне страшно, а вдруг нет?
— Перестань дрожать! Давай телефон! — заорала на нее Лиля. — Сию минуту!
Мила протянула ей записную книжку.
— На какую букву?
— На «З».
— Почему? Она же Мария Викторовна.
— Злыдня.
— О! — только и сумела сказать Лиля. — Алло, скажите, как я могу найти Ивана Олеговича?
— А вам
— Я с «Мосфильма», из группы режиссера Тыквина, у нас умер художник по костюмам и нам срочно нужна замена, вот рекомендовали Ивана Олеговича, а я никак не могу с ним связаться.
Мила замерла, слушая Лилины импровизации.
— Вы знаете, девушка, Иван Олегович сейчас в больнице…
— Боже мой, а что с ним? Что-то серьезное?
— Да нет, он просто отравился чем-то, врачи сказали, это неопасно и послезавтра его выпишут. Может быть, вы оставите ваш телефон. Два дня ведь роли не играют, наверное?
— Ну, разумеется. Я обязательно еще позвоню. После завтра, когда Иван Олегович выйдет из больницы! Ну, что я тебе говорила? — Лиля с торжеством повернулась к Миле. — Он что-то не то сожрал, попал в больницу и решил на этом сыграть, идиот!
— А какая скотина! И рыбку съесть и на кресло сесть!
— Ты вот, Милка, сразу поддалась на эту уловку… Думаю, мама там в сговоре.
— Нет, она меня ненавидела, Она хотела, чтобы Ванечка женился на чистой девушке! Такой, чтобы простынкой наутро махать…
— Да ладно…
— Честное слово! Сама слышала!
— Значит, звонила тебе скорее всего какая-нибудь незнакомка из больницы, которой он запудрил мозги. Мол, у него великая любовь, а ты, мерзавка, довела его до самоубийства… Кто знает, что он сожрал, несвежие суши или пачку-другую снотворного. Мог и кого-то из персонала разжалобить… Фу!
— Да уж! Не зря я его выгнала… Вот тварь! Мужик называется. Кстати, это очень женский способ свести счеты с жизнью.
— Да, мужики или стреляются, или, на худой конец вешаются. Так что успокойся, подруга. Все путем. Жив твой Ванька, но без тебя ему, похоже, хреновато.
— А мне плевать! Ненавижу! Манипулятор чертов! Да еще с такой мамашей… Видишь ли, это сокровище достойно только чистой невинной девушки. Воображаю, сколько он таких девушек перепортил, козел! Лилька, пошли в «Полосу», мне напиться надо.
— Мил, время первый час!
— Правда? Обалдеть… У тебя есть выпивка?
— Дома есть, но мне завтра на работу. И вообще, с какой радости напиваться?
— Тоже верно. Из-за такого дерьма не стоит. А ведь небось ждет, что я ночью кинусь к нему в больницу, буду прорываться через все кордоны, рыдать у него на груди, а утром увезу к себе и буду в слезах умиления его выхаживать… Нет, ты скажи, они все, что ли козлы?
— Все. Минус один.
— Ахметшин, конечно, не козел?
— Нет, он тигр, но это куда опаснее.
— Ох, Лилька, опять?
— Да, да,
— Ты матери-то призналась?
— Да.
— А она что?
— Сказала: если любовь, кидайся с головой в этот омут, только не сломай шею. Примерно так.
— А он где?
— Уехал куда-то по своим делам. Вернется на той неделе.
— Лиль, оставайся у меня ночевать, а я тебя утром довезу до работы.
— Мил, ну мне ж переодеться надо…
— Утром переоденешься, тебе же к одиннадцати, все успеешь. А мы сейчас чайку попьем, поговорим про татаро-монгольское иго…
— Только если не станем говорить про Ваньку. Противно.
— Да о чем там говорить? Он просто еще раз расписался в своем говнячестве. Лиль, а как надо наверное презирать бабу, чтобы попытаться ей впарить такую дешевую туфту?
— Да, подруга…
— Он что ж, думал…
— Мил, ты обещала!
— Все, молчу! Если еще раз упомяну о нем, то ты, пожалуйста, поработай шестикрылым Серафимом.
— Вырвать грешный твой язык, что ли?
— Именно! Кстати я тут в твое отсутствие кое-что придумала.
— Насчет чего?
— Насчет тебя.
— Интересно!
— Слушай, если ты собираешься со своим Чингисханом продолжать играть в дурочку с девичьей фамилией Удалова, то в следующий раз, когда он захочет подвезти тебя до дома, соглашайся. Пусть подвозит ко мне. Я дам тебе ключи.
— Но я же ляпнула, что живу на Юго-Западе…
— Ничего. Он приедет, спросит, как дела, а ты расскажи горестную историю, как тебя залили соседи, пришлось начать ремонт и ты перебралась в квартиру подруги. Поэтому врать тебе придется все-таки меньше…
— А сколько будет длится этот ремонт?
— О! Можно подумать ты не в курсе, что ремонт может длиться годами. А если ты живешь у подруги, то для утех он должен будет вести тебя к себе. Ты ведь не откажешься?
— Откажусь! — твердо заявила Лиля.
— Почему это?
— Пусть он добивается меня.
— Ишь чего захотела!
— У таких мужиков как он, препятствие только разжигает страсть. Я это уже видела.
— Ты решила женить его?
— Нет, но я не желаю стать для него легкой добычей.
— А вдруг он надорвался на истории с твоей матерью и больше не захочет долгой канители?
— Тогда и мне ничего не нужно! Он со мной переспал, исчез черт знает на сколько лет, а потом даже не узнал! Нет уж. Я хочу ему запомниться!
— А выдержишь?
— Постараюсь, — дрожащим голосом сказала Лиля.
— Надолго ли твоих стараний хватит… Он небось не дурак… Знаешь, эта позиция срабатывает, когда ты мужика не любишь и не хочешь, они это чувствуют, и начинают подарки метать, на уши становиться, а если чувствуют, что ты вся таешь, но не даешь, думают — она хочет меня женить и корчит из себя недотрогу. А уж если он тебя вспомнит…