Цзянь
Шрифт:
Он выпил и попытался расслабиться. Но это давалось ему с трудом. Чужеземные черти всегда заставляли его нервничать. Ему не приходилось еще встречаться ни с одним, кому он мог бы довериться. С ними не то, что с Младшим Племянником, что сидит рядом. Шанхайцы - одна семья. Здесь уж доверие абсолютное и безграничное.
– Я распорядился приготовить нам кое-чего перекусить, - сказал Сойер.
– Не люблю разговаривать о делах на пустой желудок. Голод сковывает мыслительные процессы.
– Совершенно верно, - не мог не согласиться
Сколько раз он повторял эти слова своим сыновьям? Но наставлять нетерпеливых молодых людей на путь истинный - неблагодарное занятие.
А Сойер уже хлопотал у сверкающего нержавеющей сталью стола, который стоял почти во всю длину одной из стен в комнате. Через минуту он вернулся к своим гостям с подносом, на котором стояли бамбуковые тарелочки с классическими китайскими пирожками.
– Дим сум, - заметил Преподобный Чен, скрывая за спокойным тоном свое удивление.
– Очень необычно в такой час.
– Это верно, - согласился Сойер, - действительно необычно. В ресторанах, если в этот час попросить дим сум, они обязательно окажутся непропеченными. Но мой повар знает толк в этих делах.
Сойер и сам знал толк в том, как надо вести дела с китайцами. И сейчас он понял, что угодил гостю.
Когда он обсуждал со своим компрадором Питером Ынгом, чем им лучше угостить его дядюшку, то сказал, что сам подогреет пирожки и поднесет их тоже сам. Ынг воспротивился, говоря, что будет удобнее, если это будет делать он. "Нет, Питер, необходимо, чтобы я сам угостил его, - сказал тогда Сойер.
– Это вопрос принципиальный - знак уважения. В конце концов, мы его приглашаем на свою территорию, и его надо ублажить".
И сейчас, наблюдая за гостем, он понял, что был прав. Глядя на этого человечка в большом не по росту костюме, он едва сдерживал улыбку. Высокое кресло, в котором тот сидел, делало его еще более миниатюрным, чем он был на самом деле. Он показался Сойеру похожим на кукольного человечка, который под воздействием какого-то волшебства вдруг ожила.
Его отец, бывало, рассказывал ему одну сказку на Рождественскую ночь. Целый год Сойер ждал этой сказки с неменьшим нетерпением, чем традиционных подарков, сложенных под наряженной елкой.
И сейчас Преподобный Чен показался ему персонажем этой сказки про Щелкунчика. Давно это было, и Сойер не смог вспомнить имен других ее персонажей. Это его огорчило. Вот если бы его дочка не умерла, он бы не забыл их, потому что ему пришлось бы повторять эту сказку для нее каждое Рождество, как это делал для него его отец.
Когда они закончили с дим сум, Сойер налил всем чаю.
Преподобный Чен облизал губы и рыгнул, показывая этим, что доволен угощением. Он взглянул на Эндрю Сойера и подумал, что, пожалуй, напрасно так плохо думал про него. Манеры этого гвай-ло в самом деле превосходные.
Он улыбнулся, и на этот раз от души.
Не нравится мне это, - сказал Сойер, когда Преподобный
– Какой частью, тай-пэнь?
– Целиком.
Только что Ынг рассказал ему во всех подробностях о своей встрече с Цунем Три Клятвы.
Сойер ходил по кабинету, трогая вещи: утолок филигранной серебряной рамки, золотой обрез переплетенной в кожу "Истории Гражданской войны" Брюса Кэттона, агатовый грузик для бумаг, и так далее. Из всех органов чувств для Эндрю, как и для многих американцев и англичан, главнейшим было осязание. Ему думалось легче, когда он проводил кончиками пальцев по поверхности различных вещей.
Питер Ынг пошевелился.
– Я думаю, вы бы хотели купить через Пак Ханмина акции Камсангского проекта.
– Возможно, - промычал Сойер.
– Возможно.
– Ну вот они и почти ваши. Я вам сказал о всех деталях, которые мне изложил Цунь Три Клятвы. Похоже, это верное дело.
– Похоже, - согласился Сойер. Глаза его на мгновение попали в мягкий свет лампы. Ноги его мягко ступали по янтарному, с бледно-золотым отливом старинному персидскому ковру.
– Но вложить почти два миллиарда долларов в будущее Гонконга.
– Ну если это вам по душе, - сухо сказал Питер Ынг, - то можно присоединиться к "Маттиас, Кинг и компания" и рвануть отсюда.
Сойер прервал свое расхаживание по комнате и коротко бросил:
– Насколько я понял, ты стоишь за сделку.
Он скорее почувствовал, чем увидел в полутьме комнаты, как его компрадор передернул плечами.
– Это то, за что я всегда стоял. Как гласит китайская поговорка, "хватай свой шанс за горло".
– Я эту поговорку знаю, - сказал Сойер и возобновил свое хождение по комнате.
– Но существует и другая поговорка - американская: "Дай человеку веревку подлиннее - и он повесится".
– И что же она означает?
– Она означает, что дураков ни жнут, ни сеют. Сами рождаются каждую минуту.
– Вы считаете, что Цунь скрывает что-то про Пак Ханмина?
– Или о Камсанге. Но в любом случае это не важно.
– Почему вы так думаете?
– Если бы я мог ответить тебе в двух словах, я бы смог тебя научить, как стать миллионером, - хмыкнул Сойер.
– Видать, не случайно Цунь желает освободиться от акций.
– Но причины, которые он при этом выдвигает, звучат весьма убедительно.
– Еще бы! Иначе весь замысел взлетит на воздух. Если хочешь, чтобы тебе поверили, надо стараться, чтобы все выглядело вполне законно и убедительно. Но время не ждет, и раздумывать некогда. Он хочет заставить нас прыгнуть очертя голову - куда? Причем рассчитывает я даже не знаю на что. На нашу жадность? Зависть? Не знаю. Знаю только одно: здесь что-то нечисто.
– Очень жаль, что мы не можем хорошенько присмотреться к Паку Ханмину и Камсангу, - посетовал Ынг.
– Это очень облегчило бы нам жизнь.