Цзянь
Шрифт:
Перекусив, они отправились вглубь островка по пыльной дорожке, ведущей к каким-то сооружениям из бамбука. Войдя внутрь первого из них, они увидели, как там украшают девятифутовые изображения трех богов, чествованию которых и был посвящен этот весенний фестиваль. В центре стоял седобородый мудрец, слева от него - свирепый демоноподобный бог, а справа - бог-воитель в полных доспехах, - все трое так искусно сделаны из папье-маше, что дети замерли как завороженные, уставившись на них.
Уже начинались сумерки, и зажглись костры и факелы. Появилась процессия женщин, несущих длинные шесты, на
Дети сгрудились вокруг женщин с шестами, зная, что приближается кульминация праздника. Духам дали время, чтобы попитаться. Теперь пришла очередь живым.
По сигналу одного из старейшин, одетого как судья, детей подпустили к шестам, и они начали карабкаться наверх, чтобы завладеть хлебцами, съесть их в виде приза и тем самым обеспечить себя удачей на весь следующий год.
Джейк и Блисс карабкались наверх по двум соседним шестам. Факелы горели, потрескивая и разбрызгивая искры, будто бенгальские огни. По мере того, как они подымались все выше, перед ними открывался океанский простор, таинственно мерцающий вдали.
Блисс была необычайно проворной, но Джейк обладал большей силой и, главное, выносливостью. Он быстро добрался до верха, снял хлебец с пики, зажал его в зубах и скользнул вниз по шесту. На земле его встретили криками одобрения и поздравлениями. Блисс смогла забраться только на три четверти шеста, но силы ее оставили, и она была вынуждена вернуться не солоно хлебавши.
Джейк выбрался из толпы к расстроенной Блисс и отломил ей половину своего трофея. Она отказывалась, не желая брать.
– Это будет означать, что ты оставляешь себе только половину удачи, которую ты заслужил, - сказала она. Джейк пожал плечами.
– Мне кажется, удачей надо делиться, - возразил он, заставляя ее принять свою половину.
– Может быть, тогда она будет умножаться.
Блисс понравилась эта идея, и она со спокойной совестью вонзила зубы в аппетитно пахнущий хлеб. Конечно, они опоздали на последний паром на Остров. Джейк позвонил домой, объяснил матери, где они, и назвал имена детей, которые были с ним, чтобы их родители не волновались. Мать говорила по телефону спокойным голосом, хотя Джейк отлично понимал, как она беспокоилась с наступлением сумерек.
В связи не по сезону жаркой погодой можно было не беспокоиться о крыше над головой. Празднества закончились. Внутри бамбуковых шатров остались только боги из папье-маше, которые стояли, уставившись в темноту ничего не видящими глазами. Дети улеглись где попало и скоро уже все спали.
Джейк и Блисс устроились рядышком и тоже задремали, но спустя некоторое время что-то разбудило Джейка. Он открыл глаза, ожидая повторения этого странного звука. Может быть, это ему только приснилось? Никого рядом с ним не было. Темнота кромешная. Факелы уже давно потухли и лишь слегка чадили, изредка испуская искры. Яркие, как алмазы, звезды смотрели на него с небес с сюрреалистичностью глаз дракона.
Опять этот же звук.
Он повернул голову. Вроде бы звук доносился
Войдя внутрь, он обошел статуи, заглянул в каждый угол. Может быть, какая-нибудь собака? Ничего. Похоже, только он один и не спал на всем острове.
Собираясь уже уходить, он уловил какое-то движение и взглянул вверх. Вроде бы одна из статуй пошевелилась. Но такое невозможно! Они же из папье-маше! И тем не менее... Голова воителя-бога наклонилась будто для того, чтобы лучше рассмотреть Джейка.
– Похоже, ты знаешь меня!
– раздался голос. Джейк так и подскочил. Неужели этот бог заговорил с ним?
– Ты что, язык проглотил, головастик?
– Я...
– Джейк со страхом смотрел вверх.
– Ты не можешь ожить. Я сам видел, как тебя делали.
– Ты видел, как делали мой образ. Я поселился в нем.
– Ты сделан из бумаги и клея, - настаивал Джейк.
– О, дитя прагматического века! Неужели в мире не осталось места для чуда?
– С этими словами бог-воитель пошевелил рукой.
– Ну как, видишь?
Джейк встал на цыпочки, дотянулся до пальцев бога и, ухватившись за них, изо всех сил потянул их, пока вся рука не отвалилась и не упала рядом с ним на землю.
– Бог, бог!
– проворчал Джейк.
– Какой такой бог? Я знаю одного только Бога.
Тени качнулись, доспехи воителя раскрылись, и из пустого туловища идола вышел человек.
– Одного Бога?
– переспросил он, наморщив лоб.
– Кто тебе это сказал, головастик? Это не по-китайски.
– Мои родители.
Человек спустился на землю и уселся на ногу идола из папье-маше. У него было узкое лицо и высокий лоб. Остатки волос на голове зачесаны назад и собраны в пучок, как на картинках в книгах по истории. У Джейка была такая.
– Я Джейк, - представился мальчик.
– Джейк Мэрок.
– Еврей, - негромко сказал китаец.
– Ты из еврейской семьи, да? Джейк кивнул.
– А у тебя есть имя?
– спросил он.
– Фо Саан.
Джейк внимательно посмотрел на мужчину.
– Фо Саан значит "вулкан".
– Вот как?
– Фо Саан посмотрел на мальчика.
– А твое имя что обозначает?
– Не знаю.
– А пора бы и знать...
Голова была тяжелая от жара бани и от воспоминаний. Он запутался в паутине мыслей, с трудом двигаясь от одной сверкающей нити к другой, не в силах постичь общий замысел этого хитросплетения. Но он никак не мог отделаться от мысли, что его спасение зависит оттого, сумеет ли он разгадать этот замысел и заставить его работать на себя.
Джейк опять закрыл глаза, погружаясь в прошлое. Фо Саан был художником, и другого такого художника Джейк не встречал ни до того, ни после. Фо Саан знал все на свете. Например, про океан. Он рассказал Джейку, почему вода в океане вечно меняет свой цвет. Он описал ему процессы слияния моря с сушей, показал, как мучительно трудно подымаются из глубины океана скалы.
Джейк скоро понял, в чем секрет силы Фо Саана:
этот человек знал, как использовать в своих целях объективные законы природы.