Д'Арманьяки
Шрифт:
Все без исключения, слышавшие слова Таньги, посмотрели на него с явным удивлением. Вся Франция только и говорила о том, что нападение осуществили арманьяки, а сами они отказываются от своей причастности к этому дерзкому во всех отношениях налёту. Где же истина?
– Не может ли быть, что вы ошибаетесь, сударь? – после общего недолгого молчания спросил герцог Барский.
– Нет, – последовал уверенный ответ, – меня бы известили о готовящемся нападении. Это верно так же, как то, что клан, или вернее, все, что осталось от него, давно предоставлен самому себе. Насколько мне известно, в данный момент никому не под силу объединить всех арманьяков
Слова Таньги привели к тому, что присутствующие ещё более запутались в своих предположениях и догадках. Вместо того, чтобы получить ответы, они получали всё новые вопросы, и это приводило в полное недоумение.
– Я ничего не понимаю, – герцог Барский двумя руками схватился за голову, – по прибытии в Париж я только и занимаюсь тем, что пытаюсь понять происходящее вокруг меня. Я трачу на размышления почти всё свободное время, но тем не менее запутываюсь всё больше и больше. Святой Педро, что же происходит? Если не арманьяки совершили нападение на английскую армию, так кто же? – вопрос был адресован Таньги дю Шастель.
– Я знаю не больше вашего, – Таньги пожал плечами и повернулся к Мирианде, которая всё это время молча слушала и собирался было заговорить с ней, как услышал возмущённый голос дофина:
– Не знаешь? Как такое возможно? Ты ведь утверждаешь, что главы клана не существует. Стало быть, тебе должно быть известно остальное!
– Карл, – начал было Таньги, но, уловив удивлённые взгляды, тут же сменил фамильярный тон на почтительный, – ваше высочество, я знаю это по очень простой причине. Клан может возглавить лишь граф Арманьяк. Но его казнили, а его единственного сына убили. Арманьяки – гордые люди. Они подчинятся лишь своему сеньору или его прямому потомку. Никто иной не может подчинить себе клан. Поверьте, я знаю, о чём говорю.
Таньги с особым выражением, в котором светилась непоколебимая уверенность, обвёл присутствующих взглядом.
– Сын? Ты имеешь ввиду Филиппа? – тихо спросил дофин.
– Да! – коротко ответил Таньги.
Оба: и дофин, и Таньги одновременно погрустнели, чем вызвали ещё больший интерес присутствующих. Марию Анжуйскую просто распирало от любопытства. Она не сдержалась и задала вопрос дофину:
– Кто это, Филипп?
– Наш друг детства, – с грустью ответил дофин, – я видел его всего несколько раз, но уже тогда почитал за счастье назвать его своим другом. Таньги знал его лучше. Они жили рядом и редкий день проводили врозь друг от друга. Он был убит в тот же день, что его отец, впрочем, Таньги знает обо всём лучше меня. Он долгое время пытался выяснить обстоятельства его смерти.
– Так он умер загадочной смертью, этот Филипп? – воскликнула Мария Анжуйская.
– Геройской смертью, – поправил её Таньги и продолжил с чувством огромной гордости за друга, – Филипп сражался рядом с отцом в ночь дьявола и несмотря на свои двенадцать лет убил пятерых бургундцев.
– Ночь дьявола? – непонимающе переспросила Мария Анжуйская.
– Ночь, когда произошла резня арманьяков, – пояснил Таньги, – в ту ночь сотня Арманьяков противостояла всему Парижу и отрядам герцога Бургундского. Филипп сражался рядом с отцом. Они могли отступить и спасти свои жизни, но за их спинами находились сотни безоружных людей, которые столпились у стен святой Катерины, и они приняли неравный бой, прекрасно осознавая, что их ждёт.
– У церкви святой Катерины? – герцог Барский вздрогнул, что не укрылось от окружающих.
Иоланта Арагонская с недоумением посмотрела на сына.
– Да, – подтвердил Таньги, – они бились у стен церкви и уничтожили втрое больше врагов, прежде чем пали. Погибли все, за исключением графа, Филиппа и Ги де Монтегю. Им оставили жизни, чтобы затем предать публичной казни.
Теперь Мирианда вздрогнула и почти с ужасом посмотрела на Таньги.
– Казнить двенадцатилетнего мальчика?
– Именно, – с горечью подтвердил Таньги, – Филипп был приговорён к смерти. Их всех посадили в Шатле – и, как впоследствии рассказывала стража, все одиннадцать дней, которые они провели в тюрьме, Филипп стоял у крошечного окошка в камере и смотрел на Сену, по которой проплывали мимо него мёртвые тела людей, которые имели несчастье называть себя сторонниками арманьяков.
– Святая дева Мария, – вырвалось у Мирианды.
– Его казнили? – нетерпеливо перебила кузину Мария Анжуйская.
Таньги отрицательно покачал головой.
– Нет! Филиппа спас палач. Покорённый бесстрашием мальчика, он воспользовался своим правом помиловать осуждённого на казнь.
– О, расскажите подробней, прошу вас, сударь, – попросила Мария Анжуйская, не преминув при этом бросить вопросительный взгляд на дофина и получить в ответ одобрительный взгляд.
Вздохнув, Таньги опёрся одной рукой на край беседки, занимая более удобную позу для себя и, окинув всех взглядом, от которого любопытство присутствующих ещё более возросло, исключение составлял лишь герцог Барский, который явно о чём-то напряжённо размышлял, – заговорил:
– Филипп стал свидетелем смерти своего отца. Люди, наблюдавшие казнь, рассказывали, что Филипп не только не испытывал страх, но и ободрял своего отца, который беспокоился за него. Когда казнили его отца и люди вокруг начали злорадствовать, Филипп взбежал на помост и гневно приказал им замолчать. Он приказывал толпе, которая на протяжении многих дней не могла насытиться кровью арманьяков и самое странное в том, что толпа повиновалась ему.
– Что же он сказал этим людям? – не выдержала Мария Анжуйская.
– Имейте уважение если не к графу Арманьяку, то хотя бы к сыну, потерявшему отца, – ответил Таньги и продолжил, слыша вздохи Марии Анжуйской и Мирианды, – затем Филипп подошёл к палачу и громко сказал: «Я в вашем распоряжении, мэтр, делайте своё дело». Палач подошёл к Филиппу, но толпа, восхищённая мальчиком, громко требовала помиловать его. Герцог Бургундский согласился помиловать Филиппа. Единственным условием сохранения жизни Филиппа должна была стать клятва верности герцогу Бургундскому.
– И он дал клятву? – замирая от волнения, спросила Мария Анжуйская.
– Дал, но только не ту, которую ждал от него герцог Бургундский. Филипп прилюдно, стоя на помосте перед лицом смерти, поклялся убить герцога Бургундского, – Таньги не заметил, как герцог Барский снова вздрогнул.
– И громко выкрикнув девиз Арманьяков, Филипп положил голову на плаху… и в это мгновение палач отбросил топор, снял маску и по принятому закону города попросил милости. Король помиловал Филиппа.
– Боже, боже, – повторяла Мария Анжуйская и, обращаясь к Мирианде, у которой рассказ Таньги дю Шастель вызвал не меньшее потрясение, спросила: – Ты слышала, кузина? Как возможно такое? Несчастный мальчик. – Мария Анжуйская вдруг осеклась и в смятении посмотрела на Таньги.