Д. Л. Бранденбергер Национал-Большевизм. Сталинская массовая культура и формирование русского национального самосознания (1931-1956)
Шрифт:
Шесть учеников ленинградской школы № 208 выразили аналогичные чувства, лишний раз подтвердив, что выставка демонстрирует связь русского патриотизма с доблестной службой в армии:
«Жизнь великого полководца, патриота родной земли, прошла живо и интересно. Любя Родину, Кутузов смело, бесстрашно вел в бой своих бойцов, он сохранил силы бойцов и жизнь, выходя с победой над иноземными захватчиками. Уходя с выставки, мы как один еще больше уверены в том, что гитлеровская армия, пришедшая нас поработить, вся погибнет на наших просторах» 5 [594]
594
Архив РАН 457/1a-43/9/15. В то время в Казанском соборе находился Центральный музей религии и атеизма.
Теми же мотивами были проникнуты выставки, устраивавшиеся в московском Историческом музее и Музее истории и реконструкции Москвы. До шестисот посетителей приходили ежедневно в Исторический музей, экспонировавший материалы, связанные с оккупацией Берлина в 1760 году во время Семилетней войны [595] . Только за первые шесть месяцев войны музей посетило более 30 тысяч человек [596] . Музей Красной Армии организовал выставку «Героизм великого русского народа», которая отображала события Отечественной войны 1812 года, а также более недавнего времени — вооруженные конфликты на оккупированной немцами Украине в 1918 году и на советско-финской границе в 1939-1940 годы [597] . По всей территории РСФСР выставлялись мобильные экспонаты; места для них выбирались самые разные: фойе вологодского театра, Антирелигиозный музей Бурятской АССР, Этнографический музей в Калинине и, разумеется, множество станций московского метрополитена [598] . Посетители московских выставок в 1943-1944
595
Среди экспонатов выставки были ключи от немецких замков и картина Коцебу «Русские в Берлине». См.: Комков Г. Д. Идейно-политическая работа партии в массах в первый период Великой Отечественной войны//Вопросы истории КПСС. 1960. № 6. С. 52; Работа музеев РСФСР в условиях военного времени. Информационное письмо. 1942. № 1. С. 3, 18, цит. в: М. Л. Мазурицкий. Массовые учреждения культуры в период Великой Отечественной войны. М., 1992. С. 67-68. Наряду с картинами Коцебу и других дореволюционных художников выставлялись работы советских живописцев, выполненные во время войны: «Александр Невский» П. Корина, «Иван Грозный в Ливонии» П. Соколова-Скаля, «Поединок Пересвета и Челубея» М. Авилова, «Утро на Куликовом поле» А. П. Бубнова. Согласно официальным сообщениям, высказывание Сталина о «мужественных образах наших великих предков» оказало большое влияние на темы и предметы изображения в исторической живописи этого периода. См.: А. М. Кузнецов. Советская историческая картина//Тридцать лет советского изобразительного искусства. М., 1947. С. 98-114, особ. 108.
596
Мазурицкий. Массовые учреждения культуры. С. 68.
597
Н. В. Фатиганова. Музейное дело в РСФСР в годы Великой Отечественной войны: Аспекты государственной политики//Музеи и власть, т. 1. Государственная политика в области музейного дела (XVIII—XX вв.)/ Под. ред. С.А. Каспаринской. М., 1991. С. 194-195.
598
Alexander Werth. Moscow War Diary. New York , 1942. P. 271; Фатиганова. Музейное дело в РСФСР. С. 194-195; НА ИРИ РАН 2/К/31 /3/1-3, опубл. в: Москва военная. С. 461.; Мазурицкий. Массовые учреждения культуры. С. 67. Московский журналист Н. К. Вержбицкий обратил особое внимание на один из экспонатов, выставленных на станции метро «Охотный ряд» (см.: Запись от 24 декабря 1941 года в: Дневник Н. К. Вержбицкого РГАЛИ 2250/3/15, опубл. в: Москва военная. С. 497).
«Выставка и лекция понравились тем, что показывают наглядно цель и значение борьбы русского народа с германским фашизмом по примеру наших славных предков».
[Красноармеец М. П. Сирокин].
«Образцы великих русских полководцев дают нам пример и обязывают нас, бойцов и командиров, драться с гитлеровцами так, чтобы ни одного оккупанта не осталось на нашей священной земле». [Анонимная запись]. [599]
Аналогичные выставки, посвященные «героическому прошлому русского народа», открывались по всей стране, от Астрахани до Сахалина [600] .
599
МИРМ ОФ 1/27; см. также: Г. Д. Бурдей. Бытование исторических знаний в массовом сознании в годы Великой Отечественной войны // Россия в 1941-1945: Проблемы истории и историографии. Саратов, 1995. С. 46.
600
Фатиганова. Музейное дело в РСФСР. С. 195.
Преданность своему прошлому проявлялась с самого начала войны и в самоотверженных усилиях русских людей уберечь памятные места от надвигающихся войск Вермахта [601] . Когда фашистские мародеры разрушали и грабили русские историко-культурные центры — усадьбу Л. Н. Толстого в Ясной Поляне, дом Чайковского в Клину, дом-музей Чехова в Таганроге, монастырский комплекс в Новгороде или ансамбль Екатерининского дворца под Ленинградом, — советская пропаганда всякий раз обличала немецких захватчиков в этих преступлениях против русской нации [602] . Словно пытаясь символически компенсировать утрату национальных памятников, русские открывали вместо них новые. В начале 1944 года главная ленинградская магистраль, пролегающая в нескольких кварталах от разрушенной при бомбежке квартиры Пушкина на Мойке, возвратила себе старинное название «Невский проспект», — за четверть века до этого она была не слишком удачно переименована в «Проспект 25 октября» [603] .
601
Мазурицкий. Массовые учреждения культуры. С. 14-22; Фатиганова. Музейное дело в РСФСР. С. 175-193; Бурдей. Историк и война. С. 72-75.
602
См. архивные материалы Наркомпроса, которые цитируются в: Черпак. Политическое воспитание. С. 79, 82. Почти каждый номер журнала «Огонек» в 1944 году сообщал о новых случаях разграбления национального достояния, совершенного нацистами; см., например: Господин Великий Новгород//Огонек. 1944. № 9-10. С. 8-9. Маршал К. А. Мерецков в своих мемуарах выражает негодование по поводу разрушения фигур Александра Невского, Петра Первого и Суворова, составлявших часть Памятника тысячелетию России в Новгороде; см.: К. А. Мерецков. На службе народу: Страницы воспоминаний. М., 1968. С. 356.
603
Последняя квартира А. С. Пушкина. M., 1949. С. 4; Болдырев. Осадная запись. С. 318; Alexander Werth. Leningrad. New York, 1944. P. 18.
Патриотические темы звучали и на сценах драматических и оперных театров, хотя осуществлять масштабные постановки во время войны было нелегко. В число наиболее популярных спектаклей 1941-1942 годов входили оперы Глинки «Руслан и Людмила» и «Иван Сусанин», «Князь Игорь» Бородина, «Евгений Онегин» Чайковского, пьесы «Козьма Захарьич Минин-Сухорук» и «Воевода» Островского, «Ревизор» Гоголя и инсценировка романа Толстого «Анна Каренина» [604] . Не меньшим успехом пользовались такие пьесы современных авторов, как «1812», «Фельдмаршал Кутузов» и «Великий государь» (пьеса об Иване Грозном) Соловьева, «Русские люди» Симонова, «Русский характер» А. Н. Толстого, «Давным-давно (Питомцы славы)» А. Гладкова (пьеса, посвященная войне 1812 года), «Ключи от Берлина» К. Финна и М. Гуса (пьеса о Семилетней войне), а также «Генерал Брусилов» Сельвинского [605] . Врач Е. Сахарова в марте 1942 года с похвалой отзывается в своем дневнике о постановке пьесы «Суворов» в московском Театре имени Станиславского [606] . С большим успехом ставились военные драмы Симонова: Московский Областной драматический театр в 1941-1942 годы 56 раз сыграл его пьесу «Русские люди» на сценических площадках четырнадцати крупных промышленных районов страны; ее посмотрели более 45 тысяч человек [607] . Летом 1942 года пьеса была поставлена в Саратове, где в то же время исполнялись оперы «Евгений Онегин» и «Иван Сусанин» [608] . Как явствует из письма, написанного в 1944 году заключенным Н. А. Никаноровым, эти пьесы ставились даже в ГУЛАГе: «Меня прикрепили на работу в Магаданский театр. Играю Брусилова в пьесе Сельвинского "Генерал Брусилов" и получаю глубокое удовлетворение от того, что Брусилов в моем исполнении пользуется огромной любовью зрителей и что зритель, просмотревший спектакль, через моего Брусилова ненавидит немцев еще больше, чем до того, как посмотрел спектакль» [609] .
604
Werth. Moscow War Diary. P. 134, 74, 147-150; «Иван Сусанин» в Куйбышеве//Литература и искусство. 1942. 23 мая. С. 4.
605
Писатели в Отечественной войне. С. 26-27, 86; И. Крути. В годы Отечественной войны//Советский театр/Под ред. М. С. Григорьева. М., 1947. С. 199; Harold В. Segel Drama of Struggle: The Wartime Stage Repertoire//Culture and Entertainment in Wartime Russia/Ed. Richard Stites. P. 108-114,117-119; Письма с фронта (1941-1945). С. 150.
606
Запись от 14 марта 1942 года в: НА ИРИ РАН 2/IX/5. Ед., хр.16/25.
607
ЦАОДМ 3/81/1/39; A. Werth. Moscow War Diary. P. 269; И. Москвин. Художественный театр в Саратове // Литература и искусство. 1942. 27 июня. С. 3. Сотрудник Агитпропа Т. М. Зуева выделила «Русских людей» Симонова и «Нашествие» Л. Леонова как две из немногих достойных постановок военного времени, см.: РГАСПИ 17/125/221/21-22.
608
Театры//Коммунист. 1942. 24 июля. С. 4; «Русские люди»: Пьеса Константина Симонова в постановке Саратовского областного драматического театра имени К. Маркса//Коммунист. 1942. 31 июля. С. 3.
609
Из колымских писем заключенного К. А. Ниханорова…//Возвращение к правде (Из истории политических репрессий в Тверском крае в 20-40-е и начале 50-х годов): Документы и материалы. Тверь, 1995. С. 78-79.
Кинематограф участвовал в пропагандистской кампании с не меньшей активностью, чем в 1930 годы. Помимо кинохроники, демонстрировались довоенные художественные фильмы «Петр Первый», «Суворов», «Минин и Пожарский», а также «Александр Невский», который вернулся на экраны после двадцатимесячного изгнания, связанного с подписанием Пакта Молотова-Риббентропа в августе 1939 года [610] . Такие авторитетные лица, как И. И. Минц, утверждали, что эти эпические фильмы на исторические темы пользуются большой популярностью у зрителей, и, судя по всему, у них имелись на то основания [611] . Летом и осенью 1941 года были переполнены не только городские, но и сельские кинотеатры [612] . В 1942 году Свердловский обком партии организовал кинофестиваль на тему национальной обороны, демонстрируя колхозникам области с помощью переносных кинопроекторов ленты «Александр Невский», «Суворов», «Минин и Пожарский» [613] . Более поздние фильмы — «Иван Грозный» Эйзенштейна и выпущенная Петровым экранизация «Фельдмаршала Кутузова» Соловьева, — также были встречены на «ура», что отчасти объяснялась тем, что они были разрекламированы задолго до их выпуска на экран [614] .
610
Jay Leyda, Kino: A History of Russian and Soviet Film. New York , 1960. P. 365-366. Фильм «Александр Невский» был одним из центральных номеров программы политического воспитания бойцов Красной Армии в военное время; см.: HP 27/а/3/21.
611
РГАСПИ 89/3/10/15.
612
Георгий Кулагин, Дневник и память. Л., 1978. С. 34. 27. 21; ЦМАМ 2872/1/71/9-13, опубл. в: Москва военная. С. 574; РГАЛИ 2250/3/12-14.
613
Продвижение оборонных фильмов в колхоз//Партийное строительство. 1942. № 2. С. 45; Массовая политическая работа в период уборки урожая// Партийное строительство. 1942. № 13. С. 34.
614
«Фельдмаршал Кутузов» (Петров, 1944); «Иван Грозный» (Эйзенштейн, 1944-1946). См., например: Накануне съемок фильма «Иван Грозный»//Литература и искусство. 1942. 1 августа. С. 4. О популярности фильма «Фельдмаршал Кутузов» см.: ЦАОДМ 4/39/31/117. Подробное описание приема, оказанного руководством фильму «Иван Грозный», см.: Joan Neuberger. The Politics of Bewilderment: Eisenstein's Ivan the Terrible in 1945//Eisenstein at 100/Ed. by Al Lavalley and Barry Scherr. New Brunswick, 2001. P. 227-252.
Другие фильмы, демонстрировавшиеся в эти годы, — «Богдан Хмельницкий», «Георгий Саакадзе» и «Давид-Бек» выполняли вспомогательную роль в кинопропаганде [615] . Они затрагивали — по крайней мере, номинально — украинские, грузинские и армянские темы и были порождены наблюдавшимся в начале войны подъемом национальной культуры в этих республиках. Однако республиканское кино, как и другие виды художественного творчества, было обязано придерживаться руссоцентристской линии. Один из исследователей отмечает, что постановщикам этих фильмов, воспевающих воинские традиции своего народа, надо было соблюдать осторожность в выборе героя, чтобы не прославить того, кто совершал подвиги в войнах с Россией. Тему «дружбы народов» рекомендовалось раскрывать на примерах из прошлого, и фильм должен был показывать, что безопасность и счастье, к примеру, армян всегда зависели от союза с русскими [616] . Несоблюдение этих требований могло закончиться так же плачевно, как издание «антирусской» «Истории Казахской ССР» Панкратовой. Примером может служить вспыхнувший в 1944 году скандал в связи с «националистическим» фильмом А. П. Довженко «Украина в огне» [617] .
615
Т. В. Подавалова. Народное образование и культура в годы Великой Отечественной войны (на материалах Горьковской и Кировской областей)//Дисс…. канд. наук. МГУ, 1995. С. 190. См. «Георгий Саакадзе» (М. Чаурели, 1942). Современная действительность, разумеется, тоже находила отражение в таких фильмах, как «Радуга» (М. Донской, 1943), «Она защищает Родину» (Элмер, 1943), «Зоя» (Л. Арнштам, 1944) и др. Ряд фильмов о Гражданской войне был использован для осуждения немецкой оккупации Украины в 1918 году: «Оборона Царицына» (братья Васильевы, 1942), «Александр Пархоменко» (Л. Луков, 1942) и «Как закалялась сталь» (М. Донской, 1942).
616
Peter Kenez. Black and White: The War on Film//Culture and Entertainment in Wartime Russia/Ed. Richard Stites. P. 157-175.
617
См.: Бабиченко. Литературный фронт. С. 107-121; Yekelchyk. Stalin's Empire of Memory: Russian-Ukranian Relations in the Soviet Historical Imagination. P. 35-57; George O. Liber. Alexander Dovzhenko: A Life in Soviet Film. London , 2002. Chap. 8.
Один из ведущих американских специалистов по истории газеты «Правда» утверждал недавно, что научно-исследовательская литература традиционно преувеличивает руссоцентристскую направленность советской прессы периода войны [618] . С этим мнением трудно согласиться в свете множества приведенных выше фактов, доказывающих, что руссоцентризм преобладал практически во всех сферах советской массовой культуры того времени [619] . Журналист А. Верт очень точно оценил ситуацию, записав в своем дневнике 1942 года: «Никакого разграничения между советским и русским больше не существует» [620] . Оглядываясь назад в 1950 году, один из участников войны сказал в интервью сотрудникам «Гарвардского проекта» по исследованию советской общественной системы, что «когда в 1941 году разразилась война, все коммунистические лозунги исчезли, и в борьбе с нацизмом использовались только русские лозунги». Другой выразился еще более прямо, заявив, что в 1941-1945 годы «русские сражались за свое отечество, а не за коммунистическую партию» [621] .
618
Jeffrey Brooks. Pravda Goes to War//Culture and Entertainment in Wartime Russia/Ed. Richard Stites. P. 14.
619
Брукс несколько отошел от этой крайней позиции в своей последней монографии; см.: «Thank You, Comrade Stalin», Chap. 7.
620
A. Werth. Moscow War Diary. P. 102. Даже события, носившие интернациональный характер, получали руссоцентристское освещение в прессе. Так, среднеазиатское воинское подразделение, получившее название «28 панфиловцев» и прославившееся при обороне Москвы в ноябре 1941 года, было многонациональным по составу. Однако командир подразделения Василий Клочков обратился перед боем к русским, казахским, киргизским, карельским и украинским солдатам с призывом: «Ни шагу назад! Велика Россия, но отступать некуда! Позади Москва!» (см.: Завещание 28-ми павших героев // Красная звезда. 1941. 28 ноября. С.1; А Кривицкий 28 героев-панфиловцев. М., 1942)
621
HP 25/a/3/49; HP 62/a/6/30.
Нельзя сказать, что жизнь других народов СССР, помимо русского, совсем не нашла отражения в советской массовой культуре того времени. Однако «русским» темам отдавалось несомненное предпочтение как в количественном, так и в смысловом отношении. О различиях в подходе ко всему «русскому» и «нерусскому» пишет в своем дневнике московский журналист Н. К. Вержбицкий в связи с широко освещавшимся в прессе подвигом солдата нерусской национальности Ибрагимова. Журналист замечает, что в этом случае восторги прессы очень быстро утихнут, и противопоставляет этому традицию времен Первой мировой войны, когда подвигами таких героев, как, например, казак Кузьма Крючков, восхищались неделями [622] . Вержбицкий подразумевает, весьма проницательно, что люди иных национальностей считаются недостойными слишком большого внимания прессы и обречены на скорое забвение, в отличие от бесконечного восхваления воинской доблести русских героев прошлого и настоящего, от Кутузова до Зои Космодемьянской.
622
Запись от 14 декабря 1941 года в: РГАЛИ 2250/3/15, опубл. в: Москва военная. С. 494-495. О Кузьме Крючкове см. гл. 1, прим. 22.
То, что источником подобного отношения были руссоцентристские убеждения, а не просто ориентализм, доказывает скандал, разразившийся в конце 1943 года в связи с деятельностью украинской партийной организации. Повод для скандала был довольно ничтожный — попытка украинских коммунистов опубликовать в центральной прессе письмо, зачитанное на массовом митинге, который состоялся в Киеве после его освобождения в ноябре этого года. В письме говорилось о дружбе русского и украинского народов и их совместной борьбе во время войны и утверждалась нерушимость этой традиции, подкрепленная множеством примеров из прошлого. Так, Даниил Галицкий якобы поддерживал Александра Невского в его сражениях с тевтонскими рыцарями, а Богдан Хмельницкий воссоединил Украину с Россией. И вообще, продолжали авторы письма, украинцы помогали русским «в войнах с шляхетской Польшей, в битвах под Полтавой, в походах Суворова, в армиях Кутузова, в полках Чапаева, Щорса и Боженко — всюду, где решалась судьба русского и украинского народов, где решался вопрос жизни и смерти этих двух народов, — везде и всегда народы-братья стояли вместе, вместе воевали и вместе побеждали». Помещая украинцев в явно ведомую позицию, авторы находили каждому деятелю украинской культуры соответствующего русского «учителя» — Котляревский соотносился с Рылеевым, Гоголь с Герценом, Шевченко с Чернышевским, Коцюбинский с Горьким. На основании этого «анализа» делался общий вывод: «Украина может быть свободна только в союзе с русским народом» [623] .
623
РГАСПИ 17/125/190/28-33 особ. 29. Этот тезис зародился в 1939 году; см.: Yerelchyk. Stalin’s Empire of Memory. Russian-Ukranian Relations in the Soviet Historical Imagination. P. 24-32; Amir Werner. Making Sense of Wan: The Second World War and the Fate of the Bolshevik Revolution. Princeton, 2001. P. 351-352.