Да будем мы прощены
Шрифт:
– Сэр, пожалуйста, отойдите в сторону.
Перед отъездом группы коп достает блокнот.
– Пару вопросов на прощание. В вашей истории несколько белых пятен, дыр.
– Например?
– Когда ваш брат вошел домой, вы занимались сексом?
– Я спал.
– У вас были отношения с женой брата?
– Я оказался здесь потому, что мой брат попал в больницу.
– А ваша жена?
– Она в Китае. Это она и предложила, чтобы я здесь переночевал, у жены брата.
– Как бы
– Близкие. Я помню, как они покупали дом. Помню, как помогал им кое-что подобрать. Кафель в кухню. После того случая я тут оставался, чтобы поддерживать Джейн.
Коп захлопывает блокнот.
– В общем, понятно. Если что, мы знаем, где вас найти.
Когда коп уезжает, я нахожу сумочку Джейн на столе в прихожей и проглядываю, перекладывая к себе в карман сотовый, ключи от дома и – необъяснимо – губную помаду. Перед тем как сунуть помаду Джейн себе в карман, я ее открываю и провожу «нежной фуксией» поперек губ.
Из машины я звоню Клер в Китай.
– Произошло несчастье, Джейн ранена.
– Мне приехать завтра?
В Китае завтра уже сегодня, и там, где у нас сегодня, у них завтра.
– Не надо, оставайся где ты есть, – отвечаю я. – Очень все запутано.
Почему Клер так хотела, чтобы я поехал? Почему послала меня в объятия Джейн? Она меня проверяла? Или действительно настолько мне доверяет?
– Сейчас поеду в больницу и позвоню тебе, когда буду знать больше. – Я замолкаю на секунду. – Как там работа?
– Нормально. Чувствую себя нехорошо – съела что-то непонятное.
– Уж не червяка ли?
– Перезвони мне потом.
Когда я приезжаю в больницу, мне говорят, что Джейн в хирургии, а Джордж все еще в приемном, привязанный там в глубине к каталке.
– Ты подонок, – говорит он, когда я отодвигаю штору.
– Что у тебя с лицом? – Я показываю на линию свежих швов над глазом.
– С возвращением, считай, поздравили.
– Я собаку покормил и был там, пока копы работали, а потом позвонил твоему адвокату – он позже приедет.
– Они меня не хотят принимать обратно, потому что я «сбежал». Так мне вроде никто не говорил, какие тут правила выписки и что мне разрешение нужно на уход.
Проходит больничная уборщица с ведром и металлической шваброй.
– Он заразный?
– Нет, просто буйный, заходите, – отвечаю я.
Молодой доктор ввозит на столике огромное увеличительное стекло с подсветкой.
– Я Чинь Чоу, пришел почистить вам лицо.
Врач наклоняется над Джорджем и выбирает у него из лица какие-то осколки.
– У тебя сисек нет, – сообщает Джордж доктору.
– И это хорошо, – говорит Чинь Чоу.
Я иду к сестринскому посту.
– У моего брата швы на голове. Утром, когда он уезжал из дома, их не было.
– Я запишу, что вы хотели бы, чтобы доктор с вами поговорил.
Я возвращаюсь к Джорджу. У него лицо – в крупный горошек красных пятен крови.
– Этот Чинарь меня ковырял и пытал: «Ах, так что же вас сегодня сюда привело? Плохо спали дома?» Он мне, блин, без анестезии рожу ковырял. Я же ему сто раз говорил: «Хватит. Хватит», – а он, сука: «Ну, большой мальчик, ну, плачь, плачь! Ты же взрослый, веди себя как мужчина!» Это ни хрена не доктор, это полицейский агент, он из меня признание вытягивал!
– Правда? А я думаю, он просто беседу поддерживал. Вряд ли он знает, почему ты здесь.
– Еще как знает, и сказал, что про меня все прочтет в «Нью-Йорк пост». – Джордж начинает плакать.
– Да ладно, перестань.
Он еще какое-то время рыдает, потом, фыркая и шмыгая, перестает.
– Ты маме расскажешь?
– Твоей жене оперируют мозг, а тебя волнует, чтобы я маме не рассказал?
– А тебя?
– Как ты думаешь?
Он молчит.
– Когда ты последний раз маму видел?
– Пару недель назад.
– Пару недель?
– Может, месяц?
– А сколько месяцев?
– Не знаю я, блин! Ты ей расскажешь?
– Зачем? Она половину времени не знает, кто она сама такая. Давай так: если она про тебя спросит, я скажу, что ты уехал за границу. Пришлю ей чаю от «Фортнум и Мейсон», и пусть думает, что ты большая шишка.
Он извивается на каталке:
– Слушай, почеши мне задницу? Я не дотянусь. Ты мне друг, – говорит он, вздыхая с облегчением. – Друг, когда не последняя сука.
Санитарка приносит Джорджу ленч, и он со связанными руками и ногами умудряется так дернуть коленями, что сбрасывает поднос со стола на пол.
– Добавки не будет, – говорит санитарка, – вторая попытка завтра.
– Поставьте ему капельницу, чтобы обезвоживания не было, – в ту же минуту слышу я голос сестры.
– Они не шутят, – говорю я Джорджу, когда сестра отодвигает штору. В руке у сестры игла, за спиной у нее подпевка из четырех здоровых ребят. – Кстати, насчет ленча. Я в кафетерий.
– Может, ты сегодня и не умрешь, – говорит он, – но я тебя размотаю, как катушку ниток.
– Тебе принести что-нибудь? – обрываю его я.
– Шоколадного печенья.
Я иду по рядам кафетерия, огибая дымящиеся подносы овощей, фаршированных раковин, мясных рулетов, холодных сандвичей на заказ, пицц, пончиков, каш, я обхожу весь ряд и остаюсь с пустым подносом. Обхожу снова, беру томатный рисовый суп, пакет крекеров «Голдфиш» и пакет молока.
Когда я разрываю пакет, оранжевые крекеры разлетаются по всему столу и на пол возле стола. Я собираю, что удается. Они не такие, как я помню: не могу точно сказать, это вообще «Голдфиш» или какие-то стокалориевые – они поменьше, более плоские и у них выражения лиц. Они плавают на боку, глядя на меня одним глазом с идиотской ухмылкой.