Да будет праздник
Шрифт:
На Чибу накатили волны наслаждения, валы эндорфина, спускавшиеся с головы вниз, струясь по венам, как нефть по нефтепроводу. Только на этот раз, в отличие от разговора с Соуни, поток наслаждения устремился в мочеточник, в придатки яичек, в бедренные артерии и взорвался внутри репродуктивного органа, вызвав яростную эрекцию. Фабрицио схватил девушку за запястья и засунул язык ей в рот. И она, собиравшаяся признаться писателю в том, что написала ему длинное письмо, обнаружила его орган речи у себя меж миндалинами. Она издала серию гласных: “Ы я-и!”, которые
Фабрицио, почувствовав, что она сдалась, обхватил ее руками и прижался грудью к ее груди, ощутив ее тугую плотность. Она подняла одну из своих ошеломительных ножек. Он надавил возбужденным членом. Тогда она подняла вторую ошеломительную ножку. И он залез рукой ей в трусики.
Федерико Джанни, управляющий директор издательского дома “Мартинелли”, и его верный оруженосец Акилле Пеннаккини стояли, опершись о балюстраду балкона, откуда открывался вид на сад и на весь Рим.
Джанни был верзила, вечно щеголявший в роскошных костюмах от Карачени. В юности он играл в баскетбол и дошел до лиги А2, но в двадцать пять лет оставил спорт, чтобы заняться производством спортивной обуви. Затем, один бог ведает какими путями и благодаря каким связям, он проник в издательское дело, вначале получив должность в небольшом миланском издательстве и, наконец, бросив якорь в “Мартинелли”. В литературе он ни бельмеса не смыслил, обращался с книгами как с туфлями и гордился своим образом мыслей.
Полная противоположность Пеннаккини, которого Джанни выудил из Урбин ского университета, где тот преподавал сравнительное литературоведение, и поставил руководить издательским домом. Это был университетский тип, интеллектуал, и все в его облике об этом говорило: круглые очки в черепаховой оправе на испорченных чтением голубых глазах, мятый клетчатый пиджачок, рубашка из грубого хлопка с пуговицами на воротничке, шерстяные галстуки и габардиновые брюки в полоску. Говорил он мало. Всегда тихим голосом. И выражался туманно, так что никогда нельзя было понять, что он думает на самом деле.
– Ну, вот и это позади. – Джанни потянулся. – Кажется, все прошло хорошо.
– Очень хорошо, – отозвался Пеннаккини.
Рим походил на усыпанное огнями огромное грязное одеяло.
– Большой город, – задумчиво сказал Джанни при виде этого зрелища.
– Очень большой. Протянулся от Кастелли до Фьюмичино. Поистине необъятный.
– Сколько он будет в диаметре?
– Гм-м, даже не знаю… По меньшей мере восемьдесят километров… – выдал наобум Пеннаккини.
Джанни взглянул на часы:
– Через сколько мы идем в ресторан?
– Максимум через двадцать минут.
– Фуршет был никудышный. Я съел три тартины с лососем, и все они были черствые. Есть охота. – Он сделал паузу: – И отлить надо.
Пеннаккини
– Сделаю-ка я это дело в саду. На свежем воздухе. Что может быть лучше, чем отлить на фоне такого пейзажа. Взгляни туда, кажется, там гроза. – Джанни свесился с перил и вгляделся в темнеющую растительность. – Посторожишь меня? Если кто-нибудь выйдет сюда, останови его.
– И что я ему скажу? – растерянно пробормотал директор.
– Кому?
– Тому, кто может сюда прийти.
Джанни секунду поразмыслил:
– Ну, что-нибудь… Отвлеки его, задержи.
Управляющий директор спустился по ступенькам в сад, расстегивая на ходу молнию брюк. Пеннаккини, как швейцарский гвардеец, занял пост на верхней площадке.
13
Ларита.
Она была предуготована им. Они принесут певицу из Кьети-Скало в жертву Владыке Зла. На званом вечере Мантос отрубит ей голову Дюрандалем.
– Это тебе не монашки… Ты у меня посмотришь, Куртц, – ухмыльнулся Саверио и запрыгал по гостиной.
Что будет, когда узнают, что певица, продавшая десять миллионов дисков в Европе и Латинской Америке и певшая для папы на Рождество, обезглавлена Зверями Абаддона? Эта новость займет первые страницы газет всего мира. Событие планетарного масштаба, как когда-то смерть Джона Леннона и Дженис Джоплин…
Саверио усомнился. Дженис Джоплин тоже убили?
“Да какая разница!”
Сейчас имело значение, что после такого поступка его имя запомнят навсегда. Ему посвятят интернет-сайты, форумы и блоги. Его портрет будут носить на футболках тысячи подростков. И многие поколения сатанистов будут вдохновляться фигурой Мантоса и поклоняться его харизматичной и психотической личности, наравне с Чарли Мэнсоном.
Саверио взял айпод Серены с комода у входной двери. Он был уверен, что у жены среди mp3 есть записи певицы. Так оно и было. Он нажал на Play. Певица запела своим богатым мелодичным голосом про историю любви двух подростков.
“Какая гадость!”
Эта тварь умудрилась совместить вещи, которые он ненавидел больше всего на земле – любовь и подростков.
Из шкафчика с ликерами Мантос выудил бутылку “Ягермейстера” и сделал глоток.
Он был жутко горький.
14
На мраморной скамейке было неудобно. Фабрицио Чиба и Элис Тайлер переплелись телами, в то время как налетевшие порывы мистраля качали стволы бамбука. Одна рука писателя опиралась на бетонную ограду, другая стискивала грудь переводчицы. У нее же одна рука оказалась зажата за спиной, другая – просунута в штаны писателя. Ремень, как кровоостанавливающий жгут, затруднял циркуляцию крови в кисти, и единственное, что она могла делать онемевшими пальцами – это сжимать член. Фабрицио тяжело дышал ей в ухо, пытаясь высвободить из-под бюстгальтера грудь, но, не преуспев в этом, решил, что займется ее интимными местами.