Да будет праздник
Шрифт:
Ларита растерянно озиралась:
– Где все?
Официанты, повара, прислуга – все исчезли.
Девушка направилась к пристани. Фабрицио волей-неволей последовал за нею.
На пришвартованных лодках – та же ситуация. Разоренные столы фуршета. Остатки индийского ужина, раскиданные среди цветов, расколотых статуй индийских божеств, покинутая сцена со сломанным ситаром. На одном из столов сидел черный ворон и доклевывал цыпленка тандури.
Фабрицио подошел к Ларите:
– Давай-ка поскорее уйдем отсюда. Что-то не нравится мне все это.
Ларита подняла с пола серебряную туфельку.
–
– Оставь… Пойдем отсюда.
Позади них вдруг раздался женский голос:
– Мой муж…
В дверях стояла женщина с невменяемым взглядом. Руки безвольно висели вдоль тела, она с трудом держалась на ногах. Разодранное сари свисало клочьями. Лямка лифчика была порвана, на груди виднелись длинные кровавые царапины. На одной ноге не было туфли. Светлые волосы, прежде уложенные в элегантный пучок, были всклокочены и перемазаны кровью. Рядом с ухом шла дорожка засохшей крови.
Вначале Фабрицио ее не узнал, но, разглядев получше, вспомнил. Мария Бальоне Монтуори, жена миланского владельца галереи современного искусства. Он знал ее, потому что она руководила одним модным журналом и как-то раз, много лет назад, брала у него интервью. Теперь перед ним стоял кошмарный призрак той элегантной надменной дамы, с которой он встречался в кафе “Розати” [38] на пьяцца дель-Пополо. У нее было отчужденное и болезненное выражение, какое бывает у только что изнасилованных женщин. Словно что-то или кто-то пронзило ее мозг.
38
Известное место встреч римской богемы.
Фабрицио приблизился к ней и почувствовал, что от нее дурно пахнет. В нос шибанул резкий запах пота.
– Мара, что с вами произошло? Где остальные? – Фабрицио почувствовал, как кишки гадко поджались к желудку.
Женщина, словно не видя его, медленно поглядела вокруг:
– Мой муж…
Ларита подняла перевернутый стул и усадила женщину.
– Где он?
Мара Бальоне Монтуори сняла вторую туфлю и прижала ее к груди, словно желая приласкать.
– Мой муж…
Певица пошла обходить лодку в поисках мужа.
Фабрицио тем временем взял Мару за запястья, пытаясь поймать ее взгляд.
– Послушайте, вы помните меня? Я Фабрицио Чиба, мы с вами знакомы.
Женщина посмотрела на него и улыбнулась, словно в голову пришла приятная мысль.
– Во вторник мы едем в Портофино на свадьбу Аньезе.
Фабрицио и так никогда не мог похвастать терпением в общении с потерпевшими или больными, а уж теперь и тем более.
– Я понимаю, вы потрясены, искренне сожалею… Но объясните же наконец, что, черт возьми, здесь произошло!
Но эта особа была где-то в другом месте. Возможно, в Портофино.
– Мой муж ненавидит мужа Аньезе, не понимаю отчего. Хороший мальчик. Еще пробьется… Пьеро в его годы не то что…
Фабрицио стал трясти ее за плечи.
– Где сейчас твой муж? Он был с тобой?
Женщина нахмурилась, словно он ей досаждал, и отвернулась от него. На полу лежал серебряный поднос, она увидела в нем свое отражение.
– О боже, что у меня за вид… Макияж… Прическа… Смотреть страшно. –
Чиба в отчаянии схватился за голову.
– Бесполезно. У нее снесло крышу.
– Боже, жуть какая… Сюда! Скорее. – Ларита стояла у окна и смотрела на что-то, зажав ладонью рот.
Фабрицио подошел к ней, собрался с духом и тоже выглянул из окна.
Чиба всегда любил спутниковый канал Animal Planet с его документальными фильмами о дикой природе. Случалось, что, сидя над романом, он оставлял телевизор включенным на этом канале. Когда показывали съемки того, как хищник, влекомый голодом и черпающий из него брутальную силу, в стремительном прыжке бросается на жертву, Фабрицио как зачарованный поднимался и садился на диван перед телевизором. Ему нравился расширенный от ужаса глаз антилопы, взмах льва лапой, облако пыли, которое поднимали хищник и травоядное, вскинутая в последний раз голова жертвы.
В этих схватках он видел демонстрацию безжалостности дикой природы. Безжалостности, которая правит и человеческим миром.
Однако теперь, наблюдая вживую, с каких-то двух метров, подобную сцену, он не находил ее столь возбуждающей. Он перевел взгляд на бурлящую воду, чтобы видеть происходящее лишь краем глаза, но трюк не сработал. Он не мог отвести взгляд. А начав смотреть, было трудно остановиться.
Изуродованное тело Пьеро Бальоне Монтуори качалось на воде, за него дрались между собой три огромных крокодила. Ряды острых зубов отрывали куски подкожного жира от туловища знаменитого миланского галерейщика, прославившегося тем, что он открыл миру ямайского скульптора Эндрю Дога. Когда им не удавалось оторвать кусок, рептилии начинали остервенело извиваться, поднимая фонтаны кровавых брызг. Голова несчастного с глухим звуком кокосового ореха билась о стенки судна.
59
Предводитель Зверей Абаддона, скрипя шинами, затормозил перед электростанцией.
Зомби по дороге он не встретил, зато то и дело попадались блуждающие горстки приглашенных. Завидев машину, они начинали кричать и махать руками. Некоторые из них даже пытались встать у него на пути. Но Мантос даже не сбавлял скорость, несмотря на проклятия, которые сыпались ему вслед. Все шло именно так, как он предсказывал. Как только наступила темнота, жалкие создания света впали в панику, и вилла превратилась в парк ужасов. Он же сын Тьмы, и мрак только придал ему решительности и ярости. С Дюрандалем в руке он слез с машины, включил фонарик и огляделся.
Куда запропастился Зомби?
“Должно быть, он решил срезать полем и лесом, наплевав на диких зверей”.
Он сам Зверь Абаддона, ему ли кого-то бояться.
Перед тем как уйти, Мантос на всякий случай решил заглянуть на станцию.
По приближении к кабине он заметил странный запах.
“Пахнет, как жареным мясом”.
Калитка была настежь распахнута. На земле валялась цепь с замком и сломанные ножницы для птицы.
Мантос улыбнулся и направил луч фонарика на кабину. Стена вокруг дверного проема и сама деревянная дверь почернели, словно после пожара. Этот безумец Зомби устроил здесь поджог.