Да, господин Премьер-министр. Из дневника достопочтенного Джеймса Хэкера
Шрифт:
– С вашей стороны это было весьма предусмотрительно, – поблагодарил я его.
– Не стоит благодарности. Впрочем, у вас, господин премьер-министр, когда вы с ним переговорите, получится, возможно, даже еще лучше.
Значит, в конечном итоге Хамфри толком ничего не добился. Значит, все-таки придется лично встречаться с этим театральным деятелем и терпеть его бесконечные рассуждения об исключительной важности искусства. В конечном итоге ведущие только к одному…
Впрочем, вначале он повел себя на редкость вежливо, тактично и даже как-то расслабленно. Невысокого роста, поджарый, начинающий лысеть, без аккуратной интеллигентской бородки, которую мы так привыкли видеть в газетах, вообще-то его вполне можно было бы принять даже за начинающего политика.
Я тоже не очень-то
– Итак, вы будете представлять меня на церемонии, так?
– Так, – ответил он и замолчал.
Мы вежливо улыбнулись друг другу. Мне стало ясно: если я тоже буду молчать, то зачем надо было начинать? Поэтому я спросил:
– Вы уже решили, о чем будете говорить?
– В общих чертах да, но все будет зависеть…
– От… э-э-э… чего?
– От нашего гранта, разумеется. Вернее, от его размера.
Предупрежден – вооружен! Как раз о размере он, похоже, даже не догадывается. (Равно как ПМ даже не догадывался о содержании разговора сэра Хамфри в ресторане Национального театра насчет «хлебных палочек». – Ред.) Я довел до его сведения, что окончательное решение по этому вопросу пока еще не принято.
Он понимающе кивнул.
– Да-да, само собой разумеется. Но если бы размер оказался достаточно щедрым, мне было бы куда легче найти достойные аргументы в пользу разумности приоритетов этого правительства. Включая, естественно, веру в наследие Британии, веру в ее традиционные идеалы, ну и так далее, и тому подобное.
Я намекнул, что только о чем-то вроде этого и надо говорить. Хотя сначала надо убедить в этом министра по делам искусств. Что совсем не просто. – Надеюсь, вы не собираетесь делать это политическим вопросом?
– Лично я – нет. Но ведь есть и другие. От которых просто так не отмахнуться. Каста, клан, семья, называйте, как хотите. – Он молодец! Изложил все правильно, и как надо. А потом дополнил: – Мои коллеги по цеху вполне оправданно ожидают, что я донесу до правительства их ожидания.
Ну а как же насчет денег на школы, больницы, на искусственные почки? Он согласился с проблемой, но предложил решить ее, выставив правительство в шутливой форме.
Не самая хорошая идея. С нападками в виде сатиры иметь дело еще труднее. Не могу же я позволить, чтобы меня показали стране как «плохого парня» или, что еще хуже, как человека, у которого «не хватает чувства юмора». Такого британские избиратели никому и никогда не простят! Особенно действующему лидеру нации.
(На следующее утро премьер-министр получил от Саймона Монка письмо, в котором трудно было не заметить открытой угрозы. – Ред.)
«6 декабря
Уважаемый мистер Хэкер!
Прилагаю к сему черновой набросок части моего выступления. Думаю, он вас позабавит. К тому же это очень неплохой сюжет для юмористической телепередачи. Искренне надеюсь, что мне все-таки не придется ничего этого говорить – не хотелось бы доставлять вам неприятных мгновений. Но и вы, надеюсь, понимаете: если грант не будет значительно увеличен, то Национальный театр рухнет, оставив после себя только громадное пустое здание, которое станет позорным символом варварства британского правительства.
Искренне ваш,
Саймон Монк».
«Уважаемые дамы и господа!
Думаю, вам будет интересно услышать о том, как наше правительство умеет использовать наши деньги. Те самые деньги, которых ему якобы так не хватает на сохранение наследия нации – искусство! Особенно театральное!
Известно ли вам, например, что за один только прошедший год Лондонский административный округ потратил свыше миллиона фунтов стерлингов на оплату номеров в мотелях для бездомных семей? И это тогда, когда на наши с вами деньги бессмысленно пустуют чуть ли не 4 000 муниципальных зданий!
А как насчет 100 фунтов в неделю на администратора по педикюру для малоимущих? Или как один из городков королевства до сих пор имеет в штате четырех зажигателей газовых ламп, через восемь лет после того, как с улиц города сняли последнюю газовую лампу. Это еще четверть миллиона фунтов!
Не говоря уже о 730 фунтах, которые Совет потратил на прополку двух квадратных ярдов кустарников во дворике. И о расходах на новый комплекс правительственных офисов, предназначенный к снесению всего за три недели до завершения строительства.
И наконец, вы в курсе дела, где практически все местные органы власти чаще всего проводят свои регулярные конференции по вопросам снижения государственных расходов? В кафе „Рояль“! Одном из самых элитных и дорогих заведений в самом центре Лондона, на Регент-стрит!»
Сегодня с утра получил пренеприятнейшее письмо от этого чертова Монка. Там не только множество примеров злоупотреблений наших местных властей, но и прямые угрозы: если я не увеличу размер фанта, НТ [72] закроется, и тогда наши доблестные СМИ с превеликим удовольствием разорвут меня на клочки. Это будет катастрофа!
Я сразу же вызвал Дороти, своего главного политического советника. По ее мнению, телезрители по определению не способны увидеть разницы между финансовыми злоупотреблениями на местном и национальном уровнях – хотя то и другое разбазаривается за их счет. Значит, они легко согласятся с убийственным аргументом Монка, что грошовая экономия на искусстве – это не более чем жалкая попытка правительства хоть как-то оправдать свою собственную некомпетентность.
72
Национальный театр – (прим. пер.)
Наверное, она права: Национальный театр собирается ответить своим блефом на мой.
– А в чем состоит ваш блеф? – спросила она.
– Мой? Я собираюсь ответить на их блеф.
– А в чем состоит их блеф?
– Их блеф в том, что они думают, будто я блефую, в то время как…
– В то время как вы на самом деле блефуете! – чуть ли не радостно воскликнула она.
Тут я понял, что толком пока еще не понял, кто, собственно, кого «блефует». Хотя, по мнению Дороти, это было очевидно. (Игра в жмурки? Или, может, в салки… – Ред.)
Бернард, как и положено главному личному секретарю, тут же предложил разъяснить ситуацию. Грамотно, связно и слитно говорил минут шесть или семь, но так ничего и не объяснил. Поскольку мой кассетный магнитофон стоял на письменном столе, так как я собирался надиктовать несколько отрывков из своих мемуаров, а также пару чисто личных писем, я попросил его повторить то же самое в микрофон.
– Господин премьер-министр, – сказал он, – вы считаете, что Национальный театр считает, что вы блефуете, а Национальный театр в свою очередь считает, что вы считаете, что они блефуют, в то время как ваш блеф состоит в том, чтобы руководство Национального театра поверило в то, что вы блефуете, хотя вы не блефуете, или вы блефуете, чтобы заставить их подумать, что вы не блефуете. А их блеф – попробовать убедить вас, что они блефуют, поскольку на самом деле совсем не блефуют.
Я вежливо поблагодарил его, и мы вернулись к нормальной части нашего обсуждения. Дороти спросила, чего мне, собственно, надо: то есть готов ли я рискнуть закрытием театра, если не увеличу размер гранта?
– Вообще-то я уже объявил о своих намерениях. Во всяком случае, как мне кажется… Ну не повторять же их из раза в раз? Или надо?
– Надо. До тех пор, пока вы сами точно не поймете, чего хотите, господин премьер-министр, – снова вмешался Бернард.
– Да, но ведь ситуация не терпит отлагательства. Иначе, если я ничего не буду делать, она превратится в банановую кожуру.