Да, мой повелитель!
Шрифт:
— Жаль, — уверенно повторила я, накинув халат горничной. Он был мне маловат, но такие пустяки меня уже не заботили. — Потому что ты только приказами можешь заставить девушку раздеться перед тобой. Ни одна нормальная женщина не сделает этого по своей воле.
Глава 8
Меня трясло, как на электрическом стуле. Прошло часа два с тех пор, как Серкан оставил меня одну в той подсобке, а я все никак не могла успокоиться. Да, мне удалось, наконец, припечатать его, ткнуть его собственную лужицу, как нашкодившего котенка. Вот только стоило это
Я убирала уже пятый номер. Точнее, еще только пятый. Потому что по плану на каждый отводилось минут пятнадцать, а впереди у меня был весь этаж. Но все валилось из рук, я постоянно забывала, что уже успела вытереть, а к чему еще и не прикасалась. Кажется, к тумбочке в три тысячи десятом номере я подходила раза три. Что ж, надеюсь, хотя бы гость порадуется эдакой стерильности.
Говорят, что уборка помогает привести мысли в порядок. Хотите совет? Если кто-нибудь скажет вам этот бред, смело шлите умника на кол. Потому что если чему уборка и помогает, так это развитию сколиоза, остеохондроза и нервного тика.
Я дико пожалела о том, что так мало оставляла этим пчелкам-труженицам на чай. Да за одних только лебедей из покрывал стоит платить баксов по десять! Я честно пыталась превратить кусок ткани в некое подобие изящной птицы, но раз за разом выходили только контуженные гуси. И это лишь малая часть того, с чем мне пришлось столкнуться.
Разбросанные по полу трусы, забитые волосами сливы, подозрительные пятна на простынях… Наверное, все киношные злодеи, которые мечтают уничтожить мир, когда-то тоже работали горничными. Потому что, как по мне, нет лучше способа возненавидеть человечества, чем часок-другой погрести за ним мусор.
А форма, которую всучил мне Серкан? Сначала я думала, что легкое несоответствие размера не будет столь критичным. Ну, сидит халатик впритык, словно я секси-горничная для больших мальчиков, — подумаешь. Но очень скоро я поняла, что заблуждалась — и очень сильно. Проймы врезались в подмышки, подол был таким коротким, что я не то что наклониться лишний раз боялась, но и потянуться вверх, чтобы смахнуть с картины пыль. И ладно еще те номера, где не было туристов. Но вот в три тысячи пятнадцатом мне попался пьяный немец. Точнее, как попался: я его сначала не заметила, потому что он мирно дрых в уборной.
Вкатываю я, значит, тележку, спрашиваю: «Клининг?» И в ответ — тишина. Ну, думаю, чудненько, никого нет. Пылесошу себе ковролин, — тщательно так, с чувством, с толком, с расстановкой. И под столом, и под кроватью. И в тот самый момент, когда я нагибаюсь максимально низко, из ванной вдруг выкатывается абсолютно голый мужик. Я в ужасе замираю, радуясь только тому, что от самого страшного зрелища ангел-хранитель меня уберег: здоровенный живот, как щит, прикрывает стыдобу.
Я, конечно, рассыпаюсь в извинениях на всех известных мне языках. Сорри, пардон, мучас грасиас. А сама по стеночке отползаю к выходу. И что вы думаете?! Этот кабан загораживает мне дорогу! Не знаю, сознательно, или просто габариты у него такие, что дверной проем ему в обтяжку. Я начинаю голосить и уже подыскиваю, чем бы обезвредить маньяка, и тут он выдает что-то на немецком, а потом плашмя, как подстреленный, шлепается на пол. Как я отскочить успела — ума не приложу. Но если бы он завалился на меня, я бы, наверное, так и канула в безвестности, погребенная под его телесами.
Короче, день выдался тяжелым. Адским просто. Закончить я смогла лишь к половине седьмого вместо положенных пяти часов. Надеялась, что Нурай ханым похвалит меня за усердие, — я же героически отпылесосила до блеска весь этаж, хотя порой силы покидали меня, и хотелось обнять ведро и заплакать. Но старшую мои адовы подвиги почему-то не впечатлили.
— Долго, — небрежно бросила она мне и удалилась.
Я собрала остатки самообладания в кулак, отвезла тележку в подсобку и на ноющих негнущихся ходулях, — назвать свои конечности ногами у меня уже язык не поворачивался, — пошла на ужин.
Впервые в жизни я была настолько уставшая и разбитая, что у меня не было сил даже жевать. Похлебав острого томатного супа, я сунула в карман булочку на случай, если попозже аппетит все-таки проснется, и направилась в корпус для сотрудников, чтобы упасть и забыться.
Мне оставалось метров сто до вожделенной кровати, когда на пути у меня возник Мехмет. В любой другой ситуации я бы ему жутко обрадовалась, но сейчас единственной эмоцией, которую я могла испытывать, было дикое желание спать. Я ведь две ночи нормально не отдыхала! Сначала готовилась к отъезду, потом моталась с Мехметом в Анталию… Еще немного, и я бы заснула стоя. А потому как бы я ни была благодарна своему юному турецкому рыцарю, я не смогла выдавить даже нечто, отдаленно похожее на улыбку.
— Маша — капут, — деловито констатировал Мехмет после беглого осмотра.
— Ага, — выдохнула я, покачнувшись.
И как только сам он умудрялся держаться на ногах, да еще и выглядеть таким огурчиком?
— Гоу, сит, — он указал на ближайший к нам шезлонг, что стоял близ куста олеандра. Видно, чтобы в самую жару, когда на пляже невозможно находиться, а на песок больно наступать, туристы могли прятаться от палящих лучей.
— Но-о-оу… — жалобно проскулила я.
— Гоу-гоу, — Мехмет уверенно увлек меня к шезлонгу. — Массаж! Зе бест массаж!
Я, конечно, не сомневалась, что мой Мехмет — абсолютно во всем зе бест, но какой на фиг массаж на ночь глядя? И потом, все ж таки, он — парень, я — девушка. Да, он младше меня, и да, раньше никаких поползновений за ним замечено не было, как-то смущала меня идея массажа в темных кустах.
— Мехмет, ну не надо, — поморщилась я, потому что никаких английских слов в ту секунду вспомнить не смогла. Если уж по чесноку, то у меня и с русскими уже была напряженка.
Но парень проявил недюжинную настойчивость, а я чувствовала себя пыльным ковриком для ног, и сопротивление не осилила.
Мехмет заботливо усадил меня под сень олеандра, разложил мои опухшие ноги на шезлонг и встал за спиной. «Если он будет приставать, я закричу», — подумала я, прежде чем парень коснулся моих плеч.
А дальше… То, что случилось дальше, иначе как магией я назвать не могу. У Мехмета были на удивление чуткие пальцы, такие ловкие, сильные и при этом нежные, словно он лет десять играл на рояле. Он задевал какие-то неведомые мне доселе нервные окончания, жилки и мышцы, — понятия не имею, что именно, — но по телу разлилось приятное тепло, мысли улетучились, и мне стало так легко-легко, будто я наглоталась гелия.