Да, мой повелитель!
Шрифт:
Поначалу все шло неплохо, но потом слабость вновь дала о себе знать. Такое ощущение, что до этого кто-то удерживал ее на поводке, а тут вдруг она с цепи сорвалась. Я как раз успела сунуть противень с будущим хлебом с духовку и хотела убрать муку, как в глазах потемнело, меня знатно заштормило, будто пол под ногами превратился в десяток скейтов, что разъезжались в разные стороны…
Нет, я не упала, — ухватилась за край стола, зажмурилась, уговаривая вестибулярный аппарат успокоиться, а когда открыла глаза, передо мной уже поднялось огромное белое
Я в ужасе осматривала масштаб бедствия. Как так?! Серкан оставил мне идеально чистый дом, сияющую новенькую кухню, а я в мгновение превратила ее в готовый зимний пейзаж! Мука была повсюду. Припорошила столешницу, варочную панель, даже цветы в вазе, что не так давно украшали интерьер, покрылись белым налетом.
Любой, кто хоть раз в жизни убирал рассыпанную муку, знает: с первого раза она не сдается. Неудивительно, что стоит лишь передвинуть ударение в этом слове на первый слог, и получатся адовы муки. Протрешь тряпкой — и вот она уже превращается в нечто липкое и срочно требующее стирки, а на поверхности все равно останутся мутные разводы.
С моих губ сорвался стон невыразимых страданий. Готовка и так лишила меня сил, — я переоценила свои возможности после жуткой ночи, — и надеялась ненадолго прилечь, пока пекутся булочки. А теперь мне драить кухню до скончания веков…
Стонами и причитаниями делу не поможешь, а потому я собрала волю в кулак, вооружилась рулоном тряпок и вступила на тропу войны с белым порошком. Начала сверху: дверцы и ручки шкафов, подоконник, — да-да, и туда долетело! — цветы, посуда, столешница… Меня прошибал холодный пот, в глазах время от времени темнело, и когда дело дошло до пола, я, плюнув на все, опустилась на четвереньки, чтобы в случае чего падать было не так высоко.
Вот в этой самой коленно-локтевой позе меня и застал щедрый хозяин дома. Или, правильнее будет сказать, арендатор.
Вообще-то я не слышала, как он вошел: все мое внимание было сконцентрировано на швах между напольной плиткой, откуда муку выковыривать сложнее всего. Просто в какой-то момент помимо самой плитки и вездесущей муки я увидела перед собой дорогие мужские туфли.
Медленно подняла голову: над туфлями начинались брюки, за ними — рубашка и, наконец, сердитая физиономия Серкана.
— Что ты делаешь?! — последовал справедливый, но риторический вопрос.
— Убираюсь.
— Тебя только утром выписали из больницы! С ума сошла?!
— Я просыпала муку, — призналась, усевшись на пол и на секунду-другую прикрыв глаза: от перемены положения вестибулярный аппарат устроил мне небольшую качку. — Я пекла хлеб и…
Черт!!! Хлеб! Со всей этой уборкой я начисто про него забыла! Бесцеремонно схватившись за штанину Серкана, я подтянулась на ней, как на канате, вскочила и кинулась к плите. К счастью, мои мини-багетики сгореть не успели. Отпихнув ошалевшего хозяина, я отыскала полотенце, — прихваток поблизости не заметила, — и вытащила противень, с гордостью водрузив его на варочную панель.
Не то чтобы я ждала от Серкана восторженного «Вау!» или кучи комплиментов, но все же надеялась на хоть сколько-нибудь положительную оценку моих трудов. Серкан, впрочем, взирал на меня, как на умалишенную. Точь-в-точь как тогда, у стен больницы, когда он снимал меня с подоконника в разгар неудавшегося побега.
— Что?! — не выдержала тягостного молчания. — Это багеты! Если хочешь, можешь попробовать…
Вместо ответа Серкан молча приложил ладонь к моему лбу, словно желая измерить температуру.
— Сейчас же иди в постель! — скомандовал он.
— Вот еще! У меня тут мука… Закончу с уборкой и прилягу.
— Ты вообще слышала меня? — нахмурился мужчина. — Ты больше не горничная! Марш в постель!
Я обиженно поджала нижнюю губу. Сексист! То я меркантильная шмара, и меня надо наказать работой. То я сама пытаюсь сделать что-то полезное — и опять все не то! Интересно, у них тут в Турции про логику вообще слышали?!
Содрав с себя фартук и швырнув на стол, я гордо вышла из кухни. Пальцем тут больше ни к чему не прикоснусь!
Ворча под нос всякие нелестные эпитеты в адрес Серкана, я уже двинулась наверх по лестнице, но вдруг остановилась. Он ведь так и не сказал, какая именно из спален — моя. Всего их здесь было три, и наверняка какую-то Серкан уже присмотрел для себя. Как-то не улыбалось мне лечь в постель, а потом, как в сказке про мою тезку и трех медведей, услышать знаменитое: «Кто лежал на моей кровати?!»
Развернувшись на полпути, я направилась обратно в кухню, и там увидела нечто, что ввергло меня в полнейший шок.
Серкан мыл пол.
Да-да, я не шучу! И это был не сон, не галлюцинация после капельниц, не игра больного воображения, — я проверила, даже за руку себя ущипнула. Закатав рукава своей, без сомнения, лакшери-рубашки и повязав вокруг талии фартук, Серкан своими собственными руками возил тряпкой по полу, собирая муку.
Я застыла в оцепенении, боясь издать хоть звук. И смотрела, не мигая, смотрела, записывая на жесткий диск памяти каждую деталь этой картины. Потому что знала: ничего безумнее я в своей жизни уже никогда не увижу.
— Что, нравится? — Серкан резко выпрямился и сдул со лба упавшую прядь волос.
— Очень! — честно призналась я. — Ты не принес мой телефон? Я бы сфоткала…
Серкан рассмеялся.
— Твои вещи в машине, — он отмотал от рулона чистую тряпку. — Я хотел тебе их отдать, но… — и Серкан красноречиво оглядел последствия моей готовки. — Ты умеешь сделать сюрприз мужчине.
Я невольно улыбнулась. Кто бы мог подумать, что мы с ним будем вот так спокойно разговаривать, подкалывая друг друга, как старые знакомые! Сейчас, когда от Серкана не исходила волнами мстительная злость или желание, он, как ни странно, казался мне вполне приятным человеком. А этот фартук на узких бедрах и половая тряпка делали его и вовсе похожим на простого смертного. Так можно и забыть, что передо мной наследник гостиничной империи! Да он и сам, похоже, об этом забыл…