Да, орки мы!
Шрифт:
— Э-э-э… Я… Тренировался… — сбивчиво навешал лапши Дургуз.
— Ладно. Пошли со мной, подождёт до вечера твоя тренировка, — произнёс я.
— Но… Я… Брат… — заблеял Дургуз, но я не слушал, а просто потащил его за собой.
Нужно было поговорить без лишних свидетелей, а в том, что его новая пассия греет уши возле стенки чума, можно было не сомневаться. Мы отошли подальше от деревни по горной тропке. Дургуз пока понемногу переводил дыхание и успокаивался.
— Скажи-ка мне, брат, что вообще делает вождь? — спросил я, когда мы ушли на достаточное, по моему мнению, расстояние.
— Чего? Не понял, — хмыкнул он. — Вождь?
—
— Ну, он… Самые вкусные куски жрёт, боятся все его, самый сильный он… Ну, обычно… — начал перечислять Дургуз, загибая пальцы. — В драку первым лезет, стукает всех, решает, кого толпой стукать…
— И всё? — спросил я.
— Ну да, — пожал плечами Дургуз. — Ну, что вождь скажет, то все и делают.
Хотя бы так. Авторитарный режим, единоличная диктатура. Только похоже, что раньше все вожди не глядели дальше своего носа, и так и растрачивали власть на местную «роскошь», от которой бы даже питерский бомж нос скривил, и на драки с желающими занять его место. Крайне редко эта власть использовалась во благо остальных орков. А ещё реже вождь додумывался объединить племена или подчинить себе соседей.
— То есть, теперь всё, что скажу — отныне закон? — спросил я.
— Ну… — замялся Дургуз. — В пределах, так сказать… Но всегда можно кулаком убедить, Баздук так и делал!
Делал, и теперь его голова похоронена отдельно от тела. Повторять его ошибок мне не хотелось.
— Если скажу идти гномов бить, все пойдут? — хмыкнул я.
— Это с радостью! — воскликнул брат. — Только они дерутся больно.
— А если скажу другое племя бить? — спросил я.
— Это тоже запросто! Вождь на то и вождь, чтобы указывать, кого стукать, — ответил Дургуз.
— Ну и отлично, — произнёс я.
Я пока не собирался растрачивать полученную возможность на безделье и гедонизм, я хотел в полной мере воспользоваться захваченной властью, чтобы привести племя Кривого Копья к процветанию и благоденствию, потому что понимал — моё благополучие прямо зависит от благополучия племени, и если мой народ процветает, то и мне хорошо. Пусть даже это дикие и неотёсанные орки, живущие исключительно войной, грабежом и охотой.
Глава 15
Мы вернулись в деревню, и я отправился к себе, а мой дорогой брат Дургуз чуть ли не вприпрыжку побежал в свой чум, где его ждала его новая пассия. Цели и задачи себе я поставил грандиозные, и медлить было нельзя.
Во-первых, мне нужно было определить, что вообще происходит в здешних горах и в мире вообще, кто наши соседи (кроме гномов, которых я уже видел), с кем можно дружить, а с кем воевать, и кто где в целом находится. Во-вторых, я хотел определиться с внутренними реформами, порасспрашивать о местных обычаях и традициях, и хотя бы прикинуть, насколько у меня получится их изменить. Желательно без радикальных изменений, чтобы закостенелые старики не попытались меня скинуть. Сходу рубить бороды, как это делал царь Пётр, может быть чревато. В-третьих, а впрочем, и в-четвёртых, и в-пятых, одно тянуло за собой другое, разрастаясь, как снежный ком, и дел предстояло великое множество. На мгновение я даже пожалел, что взвалил на себя эту ответственность, но я понимал, что довольствоваться имеющимся малым не смогу. А достигнуть большего без всех этих мероприятий не получится.
Так что я вернулся в свой чум, сел у очага и расстелил перед собой большую козлиную шкуру, кожей кверху. А потом острым когтем поставил
— Кара! — позвал я.
— Да, вождь? — откликнулась она.
— Позови сюда Зугмора, — приказал я.
Этот-то точно знает все окрестности, всех соседей и где что плохо лежит. Лучше, конечно, пройтись и посмотреть самостоятельно, но это как-нибудь в другой раз. У меня и без этого хватает дел. Гулять и прохлаждаться будем потом, когда орочьи вожди поднимут меня на белом войлоке, как Чингисхана, и признают самым сильным и хитрым орком. Там уже можно будет расслабиться.
— Вождь Ундзог! — полог распахнулся, и в чум вошёл Зугмор, быстро обшаривая взглядом интерьер. Следом за ним семенила Кара.
— Зугмор, — поприветствовал я. — Проходи, садись.
Орк прошёл к очагу и сел у огня, поглядывая на разложенную карту. По его лицу было видно, что он и представления не имеет, что это такое. Я вообще где-то слышал, что у первобытных племён туго с абстрактным мышлением. У орков, видимо, что-то похожее.
Мы перекинулись несколькими ничего не значащими фразами, а потом я начал понемногу расспрашивать его об окрестных землях, соседних племенах и враждебных народах поблизости. Я не ошибся, Зугмор знал всю округу, правда, долго не мог понять, что именно от него требуется. Пришлось опять ссылаться на амнезию, мол, тут помню, тут не помню, а знать такое необходимо.
Закорючки на шкуре всё добавлялись и добавлялись, хоть было порой весьма непросто понять, что именно пытается донести мне Зугмор. Какие-то вещи он не считал нужным объяснять, о каких-то приходилось догадываться по обрывкам информации. Но более или менее полную картину мне всё-таки удалось получить.
Кроме уже знакомых мне гномов, племя Кривого Копья соседствовало ещё и с другими племенами орков. Каменными Когтями, Белыми Ястребами, Чёрными Черепами и Ледяными Огнями. Мне от таких названий стало даже как-то неловко за наше племя Кривого Копья, слишком уж неблагородно и неблагозвучно по сравнению с соседями, но я быстро от этого чувства избавился, понимая, что название не главное, гораздо важнее то, что за этим названием стоит. Какая разница, насколько кривое у тебя копьё, если ты этим копьём избил всех, кого только можно? Вот и правильно, никакой.
Ещё с одной стороны наши земли упирались в непроходимые отвесные скалы. Что за ними находилось — никто не знал, так как прохода за скалы найти пока не удалось, а все попытки забраться по отвесным склонам заканчивались плачевно. Я не альпинист, конечно, но если изобрести кое-какое снаряжение, то можно будет разведать и там, хотя с той стороны, как сказал Зугмор, ничего не угрожало, и кроме горных козлов и неведомых мне пудуков наверху никого не видели.
Племя Кривого Копья вообще, по сути, было загнано в тупик, в самые каменистые и неплодородные земли, из которых даже некуда откочевать, потому что все более вкусные места заняты более успешными и сильными соседями. Ладно, пусть они сильные, значит, мы будем хитрыми.