Дачники
Шрифт:
Басов (обиженно). Тебе надо лечить нервы, Варя! Извини, но - странно ты ведешь себя... И даже обидно!.. да!
(Басов быстро уходит. Варвара Михайловна тихо идет к террасе. Около сцены шум, смех.)
Замыслов. Сторож! Где фонарь?
Юлия Филипповна. Господин Сомов! Где моя роль?
Семенов. Семенов, если позволите!
Юлия Филипповна. Пожалуйста!
Замыслов. Внимание, господа! Мы начинаем!
3анавес
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Поляна в лесу. В глубине ее, под деревьями, вокруг ковра, уставленного закусками и бутылками, расположились: Басов, Двоеточие, Шалимов, Суслов, Замыслов; направо
Юлия Филипповна. Скучен наш пикник.
Калерия. Как наша жизнь.
Варвара Михайловна. Мужчинам - весело.
Юлия Филипповна. Они много выпили и теперь, вероятно, рассказывают друг другу неприличные анекдоты.
(Пауза. Соня: "Не так... Медленнее!" - Звучит гитара. Двоеточие хохочет.)
Юлия Филипповна. Я тоже выпила... но это меня не веселит; напротив, когда я выпью рюмку крепкого вина, я чувствую себя более серьезной... жить мне - хуже... и хочется сделать что-то безумное.
Калерия (задумчиво). Все - спутано... неясно... и пугает...
Варвара Михайловна. Что пугает?
Калерия. Люди... Ненадежные они все... Никому не веришь...
Варвара Михайловна. Да. Именно ненадежны. Я понимаю тебя.
(Басов с армянским акцентом: "Зачем, душа моя? мне и так очень превосходно".
– Общий смех мужчин.)
Калерия. Нет, не понимаешь! И я тебя не понимаю. И никто никого не понимает... не хочет понять... Люди блуждают, как льдины в холодном море севера... сталкиваются друг с другом...
(Двоеточие встает и уходит направо.) Юлия Филипповна (тихо поет). Уже утомившийся день Клонился в багряные воды...
(Когда Варвара Михайловна начинает говорить, Юлия Филипповна перестает петь и пристально смотрит ей в лицо.)
Варвара Михайловна. Жизнь - точно какой-то базар. Все хотят обмануть друг друга: дать меньше, взять больше.
Юлия Филипповна.
Темнеют лазурные своды,
Прозрачная стелется тень.
Калерия. Каковы должны быть люди... что-бы смотреть на них было не так... скучно?
Варвара Михайловна. Честнее они должны быть!.. и смелее...
Калерия. Определеннее они должны быть, Варя! Во всяком случае во всех отношениях определеннее они должны быть.
Юлия Филипповна. Бросьте рассуждать! Это не забавно. Давайте петь...
Варвара Михайловна. Славный дуэт пели вы, Юлия Филипповна.
Юлия Филипповна. Да, хороший... Чистый!.. Я люблю все чистое... вы не верите? Люблю, да... Смотреть люблю на чистое... слушать... (Смеется.)
Калерия. У меня в душе растет какая-то серая злоба... серая, как облако осени... Тяжелое облако злобы давит мне душу, Варя... Я никого не люблю, не хочу любить!.. И умру смешной старой девой.
Варвара Михайловна. Перестань, милая! Так тоскливо...
Юлия Филипповна. Быть замужем - тоже сомнительное удовольствие... На вашем месте я вышла бы замуж за Рюмина... Он немножко кисленький, но...
(Соня: "Подождите!
– Дуэт мандолины и гитары.)
Калерия. Он резиновый...
Варвара Михайловна. Почему-то мне вспомнилась одна грустная песенка... Ее, бывало, пели прачки в заведении моей матери... Я тогда была маленькая, училась в гимназии. Помню, придешь домой, прачешная полна серого, удушливого пара... в нем качаются полуодетые женщины и негромко, устало поют:
Ты, родная моя матушка,
Пожалей меня, несчастную,
Тяжело мне у чужих людей,
В злой неволе сердце высохло.
И я плакала, слушая эту песню... (Басов: "Саша! дайте-ка пива... и портвейна...") Хорошо я жила тогда! Эти женщины любили меня... Помню, вечерами, кончив работать, они садились пить чай за большой, чисто вымытый стол... и сажали меня с собою, как равную.
Калерия. Ты скучно говоришь, Варя! Скучно, как Марья Львовна. ..
Юлия Филипповна. Милые мои женщины, плохо мы живем!
Варвара Михайловна (задумчиво). Да, плохо... И не знаем, как надо жить лучше. Моя мать всю жизнь работала... Какая она добрая была... какая веселая! Ее все любили. Она сделала меня образованной... Как она радовалась, когда я кончила гимназию! В то время она уже не могла ходить у нее был ревматизм... Умирала она спокойно... и говорила мне: "Не плачь, Варя, ничего! Мне - пора... пожила, поработала, будет!" В ее жизни было больше смысла, чем в моей. А вот мне - неловко жить... Мне кажется, что я зашла в чужую сторону, к чужим людям и не понимаю их жизни!.. Не понимаю я этой нашей жизни, жизни культурных людей. Она кажется мне непрочной, неустойчивой, поспешно сделанной на время, как делаются на ярмарках балаганы... Эта жизнь - точно лед над живыми волнами реки: он крепок, он блестит, но в нем много грязи... много постыдного... нехорошего... Когда я читаю честные, смелые книги, мне кажется - восходит горячее солнце правды... лед тает, обнажая грязь внутри себя, и волны реки скоро сломают его, раздробят, унесут куда-то...
Калерия (брезгливо, с досадой). Почему ты не бросишь мужа? Это такой пошляк, он тебе совершенно лишний...
(Варвара Михайловна с недоумением смотрит на Калерию.)
Калерия (настойчиво). Брось его и уходи куда-нибудь... учиться иди... влюбись... только уйди!
Варвара Михайловна (встает, с досадой). Как это грубо...
Калерия. Ты можешь: у тебя нет отвращения к грязному, тебе нравятся прачки... ты везде можешь жить...
Юлия Филипповна. Вы очень мило говорите о своем брате...
Калерия (спокойно). Да!.. Хотите, я скажу вам что-нибудь такое же о вашем муже?
Юлия Филипповна (усмехаясь). Скажите! Вероятно, я не обижусь. Я сама часто говорю ему кое-что, от чего он бесится... Он мне платит тем же... Еще недавно он сказал в лицо мне, что я - развратна...
Варвара Михайловна. И вы... Что же вы?
Юлия Филипповна. Я не возражала. Не знаю: не знаю я, что такое разврат, но я очень любопытна. Скверное такое, острое любопытство к мужчине есть у меня. (Варвара Михайловна встает, отходит шага на три в сторону.) Я красива - вот мое несчастие. Уже в шестом классе гимназии учителя смотрели на меня такими глазами, что я чего-то стыдилась и краснела, а им это доставляло удовольствие, и они вкусно улыбались, как обжоры перед гастрономической лавкой.