Далекий мой, единственный... [«Не могу тебя забыть»]
Шрифт:
– Маленькая, почему тебе было так плохо? Что с тобой случилось, Рыжик? Неужели в тебе столько боли?
Он понял!!!
Он единственный, кто понял и увидел все! До самого дна, до малейшего намека!
Юлька благодарно улыбнулась, она смотрела Илье в глаза, стараясь объяснить взглядом то, что не объяснишь словами. Они не отрываясь глядели друг на друга, и Юлька чувствовала: вот сейчас, вот еще немного, и все изменится, станет на свои правильные места, вот, вот…
– Мне тоже показалось, что картина слишком мрачновата, тревожная, – услышала она откуда-то издалека папин голос.
Чуда не произошло!
Все осталось по-прежнему, так и не изменившись, не сложившись.
Как по щелчку, к Юльке вернулись звуки и окружающая реальность. Илья отвел взгляд от ее глаз, посмотрел еще раз на картину и повернулся к родителям, все это время стоявшим у них за спиной в ожидании его мнения о творчестве дочери.
– Рыжик! – бодрым голосом сказал Адорин. – Ты очень талантлива! Все твои картины прекрасны, каждая по-своему! Ты умница! Я горжусь, что знаком с тобой!
Юлька молчала, улыбалась натянуто. Ей плакать хотелось, орать! Ударить его этим дурацким букетом.
«Зачем, ну зачем ты опять это делаешь со мной?! – кричала она внутри. – Зачем подпускаешь к себе и отталкиваешь?! На кой черт я люблю тебя? Чтобы эти картины рисовать?!»
Если б у нее под рукой сейчас был нож, она бы порезала на мелкие полоски свой «Поиск». Юлька всерьез обдумывала, не снять ли работу со стены и не долбануть ли ею со всего маха Илью, уважаемого Адорина, по голове?
– Ребята! – весело проговорил ничего не подозревающий о грозящем ему воротнике из картины Илья. – Я считаю, что мы обязаны отметить первую Юлькину выставку и первый успех!
– Ты читаешь мои мысли, – отозвался папа.
– А давайте махнем в ресторан! – предложил Илья.
Юлька открыла рот, чтобы отказаться, сославшись на… на что? На что? Да на что угодно, но Илья ее опередил:
– Никаких отказов и отговорок, Рыжик! Это твой праздник и твое торжество! У тебя здесь есть еще дела, официальные мероприятия?
«А и ладно!» – подумала Юлька, почему-то перестав злиться, может, потому что действительно праздник?
– Нет, все протокольные мероприятия уже прошли.
– Вот и славно, тогда вперед! – тем же бодреньким тоном призвал Илья. – Кстати, а картины продаются?
– Так бери! – махнула рукой Юлька.
– Нет, дорогая, любой труд должен оплачиваться, тем более такой! Я уверен, что через несколько лет твои картины будут очень дорого стоить. У меня есть деловое предложение.
В ресторане они выпили шампанского за Юлькин успех, и Илья объяснил суть своего предложения. Их фирма арендовала новое помещение под офис. Сейчас там идет ремонт, а вот когда он закончится, стены можно украсить картинами. Если Юлька согласна, она придет к нему на работу и покажет им с генеральным директором свои работы. Может, что-то они отберут сразу, а может, закажут еще.
– Да зачем вам я? – поразилась Юлька. – Я еще и не художник, а только студентка! У нас полно талантливых художников, дорогих и не очень, есть те, что специализируются на так называемой офисной живописи. «Старушку» мою там, например, не повесишь, неуместно!
– Потому что мне нравится твое творчество. Я думаю, ты достаточно талантлива, чтобы нарисовать несколько картин на заказ.
– Илья, сдается мне, ты таким образом пытаешься заняться благотворительностью. Никто не заказывает картины неизвестным молодым художникам, тем более умеющие считать деньги бизнесмены.
– Мы пока на очень крутых не претендуем, чтобы вешать на стены миллионные полотна. Юль, не спорь, я так решил! Давай попробуем, посмотрим, что получится, может, нам ничего не подойдет из твоих работ. Да, еще: я хочу купить все пять выставленных картин.
– Да на здоровье!
– Вот и договорились! Цену я назначу сам, коль ты ее не знаешь.
– Попробовать можно, но должна предупредить: я мало рисую картин, я специализируюсь на дизайне интерьеров.
– Разберемся. А сейчас можно пригласить будущую великую художницу на танец?
Юлька танцевала с ним, вдыхала запах его одеколона, кожи – запах Ильи, и от его близости и шампанского у нее кружилась голова. Но Адорин остановился на середине мелодии, отстранился от Юльки, не выпуская ее руки.
– Устал я что-то, Рыжик, сил нет на танцы, извини, пожалуйста.
Они вернулись за стол. Папа с мамой танцевали. Юлька посмотрела, как они двигаются, и неожиданно для самой себя спросила:
– Как ты живешь, Илья?
Адорин удивленно поднял брови.
– Тебе действительно интересно? – недоверчиво спросил он.
– Конечно! – удивилась теперь Юлька. – Ты же знаешь, меня интересует все, что связано с тобой!
– Нет, не знаю, – произнес он и закурил. – Можно? – запоздало спросил, показав на сигарету.
– Да кури на здоровье! – отмахнулась Юлька.
– Сложно живу, Рыжик! – подумав, ответил он. – Устаю, работаю много, Тимку почти не вижу, скучаю по нему до одури.
Он снова помолчал, думая о чем-то своем, но Юлька не дала ему погрузиться в тягуче непростые мысли:
– Как тебе в бизнесе? Уютно? Как ты перестроил себя после науки?
Он совсем обалдел. Уставился на нее, как на полтергейст.
– Рыжик, ты задаешь такие точные, в десятку, вопросы! Меня никто об этом не спрашивал!
– А ты сам, по своей инициативе, с кем-нибудь говорил о своих делах?
– Нет, времени нет на задушевные беседы, да и не тянет на откровения.
– А зря. Каждому надо, пусть иногда, но обязательно выговорить свои проблемы, пожаловаться, поделиться.
– Или нарисовать. А ты, Юль, рассказывала кому-нибудь, что так сильно тебя мучает?