Далекий светлый терем (сборник)
Шрифт:
Мы еще всматривались в приближающийся вокзал, когда двери нашего гигантского купе распахнулись. Высокий офицер, командир целого отряда центурионов, сказал вежливо, но очень твердо:
– Мы прибыли. Прошу не оказывать сопротивления, мне не хотелось бы вас связывать.
Честно говоря, я даже вспотел от волнения. Латинский язык – мертвый язык науки и медицины. Я не был уверен, что пойму обыкновенных римлян. К счастью, латинский язык – не английский с его кошмарами чтения. Здесь – без фокусов.
– Мы не будем оказывать сопротивления, – ответил я, медленно подбирая слова на латинском. – Мы уже далеко от родины.
Офицер выслушал, кивнул. Он понял мою речь, произношению не удивился. Какой варвар, даже просвещенный, говорит без ужасного акцента?
Тверд хмыкнул, пошел к выходу, гордо вскинув голову. Я пропустил Илону вперед, чтобы она держалась между нами. Сзади загремели панцири, стражи следовали тесной группкой.
На перроне нас оглушил гам, крики. Разношерстный народ двигался во всех направлениях, наши центурионы прокладывали дорогу зуботычинами, колотили встречных рукоятями мечей. Нас держали в плотном кольце. Тверд весело оскалился. Бедняга был немножко рад, что хоть на это время подпадает под статус заключенного, становится со мной на одну доску.
Еще выходя из здания вокзала, мы все трое удивились множеству праздношатающегося люда. Тверд знал понаслышке о плебсе с его девизом: «Хлеба и зрелищ!», теперь увидел. Среди богато одетых людей странно выглядели иные с широкими медными ошейниками, на которых замысловатыми буквами выгравировано имя и адрес. Некоторые носили золотые ошейники. Сперва я решил, что это дань моде, потом вспомнил, что некоторые рабы становились миллионерами, заводили собственных рабов, и что рабы рабов назывались метеками.
Когда мы вышли на городскую площадь, офицер начал торопить, часто поглядывая на часы, вделанные в стены высотных домов. Было жарко, от быстрой ходьбы даже взмокли. Член муниципалитета, сопровождающий отряд центурионов, расстегнул рубашку, и мы увидели добротный ошейник с затейливыми буквами. Ошейник был сделан любовно, вручную. Имя оказалось длинное, с предименем С. Рубашку сопровождающий носил без воротника, чтобы все видели и завидовали, какому знатному человеку он принадлежит.
Наконец офицер, который уже не мог заставить нас двигаться быстрее, взмолился:
– Друзья! Если поспешим, успеем к началу. Сейчас начнется финальный матч на кубок! «Медведь» и «Сокол»!
Центурионы охнули, инстинктивно рванулись вперед. Задние налетели на нас. Тверд первым сообразил, лицо его просияло:
– Это сегодня? Я в этом проклятом поезде счет дням потерял. Целую неделю, выходит, ехали?
Он уже почти бежал, обгоняя центурионов. Я невольно прибавил шагу, Илона догнала Тверда. Офицер заторопился, бешено жестикулируя:
– Нам еще повезло, могли бы вообще не успеть! На дороге орудуют кочевники, разбирают рельсы. А мы должны были дожидаться.
– Но мы успели! – отозвался Тверд.
Он уже мчался бегом вместе с самыми нетерпеливыми. Они оторвались от нас на добрую сотню метров. Не понять было, кто из них пленник, кто страж. Все мчались, охваченные единым благородным порывом.
Мы с Илоной поспешили вслед. Офицер бежал рядом со мной, держа обнаженный меч наголо. Мне он не доверял, а за Тверда явно не беспокоился. Рыбак рыбака чует за версту. Здесь – за римскую милю.
Через несколько минут мы выбежали на площадь, на краю которой стояло огромное здание, сложенное из серых каменных глыб. Массивные ворота были украшены барельефом «Кронос пожирает детей». На второй половине ворот возмужавший Юпитер красочно лишал Кроноса его детородной силы, утверждая тем самым право человека на бессмертие, на право именоваться богами в отличие от титанов Крона и вообще племени титанов.
Бегом мы промчались через площадь. Центурионы в воротах выставили угрожающе копья:
– Пароль?
– «Медведь» и «Сокол»! – выпалил запыхавшийся офицер. – Тьфу, пароль «Помпея». Скорее открывай, игра начинается!
Страж с завистью окинул нас взглядом, взял жетоны, которые протянул офицер, сунул в щель опознавателя. Замигали огоньки, ЭВМ медленно переваривала данные.
– К кому? – поинтересовался страж.
– «Медведь». Тьфу, к Верховному жрецу института Кроноса. Быстрее, мы сперва заскочим в дежурку, там у вас телевизор!
– Везет же людям, – пробормотал стражник. – А тут стой, как проклятый.
– Ладно-ладно! Вас сейчас двое, а должны стоять шестеро. Где остальные?
Страж больше спрашивать ничего не стал, поспешно дернул за рычаг. Ворота начали бесшумно раздвигаться. Офицер, не выдержав, первым кинулся вперед, почти забыв про нас. У меня появился шанс убежать, но куда я денусь в чужом мире?
Догнав офицера, я сказал осторожно:
– Зачем институт Кроноса? Меня бы лучше к зевсовикам… э… юпитерианцам. Проблема не столько временн…ая, сколько пространственная.
Офицер даже не отмахнулся. Он едва не сорвал дверь, врываясь в первую же комнату на нижнем этаже здания. Там было полно народу, Тверд с нашими центурионами уже протиснулся поближе к телевизору. Телевизор оказался огромным, цветным. Воздух в комнате был спертый, насыщенный тяжелым запахом пота. На цветном экране мечутся человеческие фигуры. Телевизор орал так, что дрожали стекла в окнах, но центурионы тоже орали в азарте, лупили себя по коленям, друзей по спинам, громко давали ЦУ тем, кто мечется по арене.
Передача велась из цирка. Игра уже длилась минут пять, на золотистом песке двое лежали неподвижно, а третий, с залитым кровью лицом, пытался отползти к бортику, но, ослепленный, тыкался головой в ноги гладиаторов. Кровь брызгала на панцири, быстро впитывалась в песок, оставляя красные пятна. Команда в золотистых доспехах теснила иссиня-черных, но те встали в круг, атаку отбивали хладнокровно. У каждого гладиатора на спине было написано крупными буквами имя и номер.
Кое-где бой шел еще копьями, но большинство уже рубилось мечами. Гремела барабанная дробь марша, который показался мне чуточку знакомым. Арену заливали яркие лучи прожекторов. Камера на миг показала одного из техников, что двигал прожектором, виртуозно меняя светофильтры, а его помощники колдовали над пультом, усиливая и придавая тембровую окраску смертельным хрипам, доносящимся с арены.