Далеко от дома
Шрифт:
– Мне нужна ваша ферма.
– Ферм по Англии - великое множество. Вы обязательно найдете еще одну глушь, а в ней ферму, которая находится в пяти часах езды от Эдинбурга!
– Я уже сказал: мне нужна ваша ферма, - упрямо повторил Олдридж.
– Ничем не могу помочь.
– Еще одна попытка закрыть дом провалилась.
– Отпустите дверь!
– Как же! Вы ее захлопнете перед моим носом!
– Для этого я и прошу ее отпустить!
– Вчетверо.
– Что?
– Я повышаю цену в четыре раза.
Девушка ошарашено уставилась на него:
– Вы не пьяны, часом? Решили согреться пока трактор ждали...
– Я трезв! И трактора я так и не дождался!
– Она кивнула.
– Правильно. И не дождетесь...
– Хай глянула на часы.
– Не дождетесь еще часа четыре. И то, если Билли не задержится.
– Вы предлагаете все это время провести...
– Я не знаю, как вы проводите свое время, мистер Олдридж! И мне ОЧЕНЬ все равно, как вы его проводите! Хоть на голове ходите!
– Ладно, - он отпустил дверь и приподнял руки вверх.
– Предлагаю мир. Можно я хотя бы пережду этих четыре часа здесь?
Хай сузила глаза. Она смотрела на него несколько секунд, потом кивнула.
– Проходите. Выпьете чаю, потом я вас отвезу.
– Он странно посмотрел на нее.
– У меня есть трактор. Вы на ферме.
– Питер Пен расслабился.
Они прошли в просторный, но довольно темный холл, в дальней части которого начиналась широкая лестница. Гость внимательно рассматривал многочисленные бра, висевшие у каждой двери, темные деревянные панели, доходящие до середины стены. Многочисленные серебряные рамки отражали тусклый свет, не позволяя рассмотреть изображения в них, хотя с такого расстояния вряд ли что-то было возможно увидеть. Внутри дом был еще больше, чем казалось снаружи. Странно, что в нем не раздавалось эхо.
– Разувайтесь.
– Молодой человек дернулся и обернулся к хозяйке дома.
– Что?
– Я говорю разувайтесь. Ваши ботинки так намокли, что я слышу, как они чавкают.
Хай зашла в гардеробную и достала домашние туфли Олсоппа, которые он никогда не носил: ходил по дому либо в носках, либо в уличной обуви.
– Вот, переобуйтесь.
– Гость послушно стал выполнять команды. Девушка внимательно наблюдала, как мужчина переобувается. Кажется его сильно смущало, что ему приходится обувать чужие туфли.
– А хозяин...
– Олдридж указал на туфли.
– Он не будет против?
– А хоть бы и так? Вам-то что?
– Насмешливо ответила Хай. Еще недавно нахальный Питер Пен покраснел. Нет он не залился густой краской, что очень развеселило бы девушку. На его высоких скулах появился чуть заметный румянец, как от холода.
– Не переживайте. Ему уже все равно. Он умер пять лет назад.
Уж не известно что было бы лучше: чтобы он переживал из-за гнева старика Олсоппа или вот, как сейчас, побледнел, надев туфли покойного Олсоппа?
– Знаете, очень забавно наблюдать за сменой выражений на вашем лице.
– Действительно. Занятие забавное, - едко ответил Олдридж.
– Послушайте, расслабьтесь. Старик Олсопп эти туфли и не носил вовсе. Так что можете их даже себе оставить.
– Я оставлю их здесь, глядишь - в следующий раз пригодятся.
Хай глубоко вдохнула, медленно выдохнула, повторила процедуру еще раз.
– Если вы все еще хотите обсохнуть, выпить чаю, с комфортом, с каким только можно ехать на тракторе, добраться до своей машины - оставьте эту тему.
– Молчу.
– Вот и хорошо. Прихватите с собой это ваше чудо дизайнерской мысли.
– Девушка указала на мокрые модельные туфли.
– Печка в кухне должна быть еще теплая.
В коридоре, что вел на кухню, было не светлее, чем в холле, а напротив закрытых дверей и вовсе темно. Даже не верилось, что на часах нет и полудня. Хотя небо так заволокло темными тучами, что и на улице было не многим светлее.
Кухня оказалась очень старая и очень большая, видимо, как и все в этом доме. Шкафчики с дубовыми панелями, казалось, были сделаны сразу, как построился дом. Что вполне могло быть правдой. Посредине стоял широкий и длинный стол с толстой деревянной столешницей, потемневшей от времени. Девушка махнула рукой на выступ большой печи:
– Поставьте наверх. Можете за одно и дров подбросить: я со вчерашнего вечера сюда не входила.
– Хай завозилась с чайником.
Всю жизнь проведя здесь, в Илкли, она никогда не задумывалась об обстановке. Все всегда казалось гармоничным и правильным. "Все-таки, наверное, надо обновить кухню... Или нет? Она красивая и теплая."
– Чай. Черный или зеленый?
– Кофе нет?
– Я же сказала: чай. Если будете медлить - будете пить черный.
– Отлично.
– Повисло молчание.
"Олдридж... Как его?.. Как-то на Л? Или нет? Ммм... Маршалл, точно! Маршалл. Этот Маршалл, похоже не слабо так вымерз, хоть и старается не показывать этого. Пиджачок-то небось промок, пока он шел от машины."
– Я сейчас.
– Хай ушла в холл перед задней дверью. В кладовке на вешалке висели жилеты из овчины. "Бабушка, говорила, что у меня жемчужные волосы... У ягнят шерсть жемчужного цвета..." На глаза навернулись слезы. Девушка глубоко вдохнула.
– Возьми себя в руки.
– Она выбрала один из жилетов, который должен быть по размеру... "Питеру Пену... Хай, его зовут Олдридж. Мммм... Маршалл Олдридж." ...И вернулась в кухню.
– Держите, Питер...
– Она замолкла и покраснела.
Питер Пен встал со стула, медленно, тихо, даже бесшумно и очень осторожно, как камышовый кот, подошел к Хай, взял у нее жилет.
"Это, наверное, неприлично придумывать прозвища незнакомому человеку..."
– Меня зовут Маршалл, Маршалл Олдридж.
– Медленно проговорил он, глядя ей прямо в глаза. От этого взгляда внутри все перевернулось, ноги стали подкашиваться...
– А после того как вы переобули меня...
– Он снял пиджак и надел жилет.
– И одели. Думаю, вы можете звать меня Марш.