Далекое завтра. Изгой
Шрифт:
– Ну вот, наконец-то! – воскликнул контроллер, облегченно вздохнув. Я думал, ты не решишься. Присаживайся. Ты же сюда за правдой пришел? Или я ошибся и неправильно определил, что ты одинок? Ну… или чувствуешь себя таковым. Ведь одинок? Ведь помнишь предыдущего себя? И он тебе даже снится? А еще… Еще ты чувствуешь ложь вокруг. Она окружает тебя. Возможно в твоей работе, может, в данных, что тебе приходится перебирать каждый день. Ведь так? – Все в точку. Каждое слово Семена опускалось на плечи биоина, прижимало, и Антон неуверенно сел на краешек полукруглого дивана.
– Рассказывай! – Павлов, приготовившись слушать, неожиданно придвинулся, но Антон не отпрянул. Контролер
– Я помню. Ты прав: я помню. Шесть Тысяч Пятисотого, сначала я смотрел, как его забирают, когда пришел на смену, а потом… потом во сне… Я его глазами смотрел на себя, на паразита, который пришел забрать его жизнь. Понимаешь? – Павлов кивнул и махнул рукой, мол: продолжай. – Но я же не виноват?! Это система. Ведь это просто система! И меня просто поменяли, заменили сломанного его. И снится Семьсот Одиннадцатый. Перед тем… Перед тем как также смотреть на Шесть тысяч Пятисотого, пришедшего на его смену, он недовольно пялился в зеркало. Он… то есть я, был очень недоволен ужасной родинкой на шее. И раз в неделю теребил ее, соскабливал, отрывал. Но она всегда отрастала заново. Во сне был я, понимаешь? Я как бы был ими обоими, словно прожил их жизни за них, понимаешь? Не семьдесят лет, а больше. Двести… Двести пятьдесят, я не знаю. Словно кино, в котором живу от инициации и не могу из него убежать, не могу стать зрителем, а только актером, только… И не с кем это разделить. Нет человека во всей Атланте, понимающего меня. Нету ведь? Я искал, но все не то… – Власов замолк, выжатый, словно лимон. Неужели и этот человек не поймет его? Неужели начнет издеваться? Несколько долгих минут молчали. Потом Павлов заговорил, тихо и размеренно.
– Я больше помню. Трех или четырёх себя. Триста или четыреста лет – не знаю точно. С каждым сном все больше деталей. С каждым разом, все больше размытие… Нет, не так. Наоборот. Они как будто сливаются, как будто объединяются, словно частички одного целого, разбросанного по времени, раскиданного. И все они друг друга ненавидят. Вот такой круг ненависти получается. Волна… Ненужная волна ненависти, вроде бы не за что, а по сути – ты продолжаешь чужую жизнь, свою, но чужую. И чем больше лет тебе, тем больше человек, сменивших друг друга, ты вспоминаешь.
– Почему так? Я ведь уже устал, а, судя по твоим словам, дальше будет хуже.
– Матрица сознания. Она снимается с каждого предыдущего и засовывается тебе в голову. А твоя матрица – твоему сменщику. Естественно, однажды воспоминания начнут накапливаться, как их не блокируй. Вообще вся эта система… – Семен придвинулся ближе и заговорил шёпотом. – Она вся насквозь лживая. Они растят нас, заменяют на новых, чтобы мы поддерживали саму систему, чтобы она жила. Не мы, заметь, а система. Это неправильно! Человек не может так жить! Ты, на сколько помню, биоинженер?
Антон кивнул.
– В своей работе ты ничего странного не заметил? Подумай хорошенько.
– Есть, – кивнул Власов. – Есть одна странность. Я сейчас работаю над генетической программой по совершенствованию человека. И есть одна область, которой мне касаться запрещено. – Семен весь подобрался и заерзал на стуле. – Я работаю с хромосомами типа «XY». Но есть же и «XX» хромосомы, информация о которых успешно стирается или настолько секретна, что я могу лишь случайно столкнуться с такими образцами. Это клеткообразующие ДНК разных типов организма. Мужского и женского, как у животных.
– Вот! – Павлов торжественно хлопнул по столу ладонью, почти победно. – Вот!
– Что вот? – Антон отстранился, слегка напуганный резкой сменой настроения собеседника.
– У меня есть сон! Люби-и-и-имый, – зачем-то Павлов растянул это слово, явно указывая на его особую значимость. Глаза заблестели в слабом диодном свете, выдавая возбуждение мужчины, а он перешел на шепот, как будто уже не полагался на отключенный цифровой интерфейс и боялся, что его все-таки подслушают. Теперь Антону пришлось наклониться ближе.
– Любимый сон, представляешь? Из тех времен, из того меня, когда это, – Семен обвел руками окружающее пространство, подразумевая видимо целую Атланту, – только начиналось, строилось. Я кружусь в медленном танце с любимым человеком. Девушкой, представляешь?
– Девушкой? – переспросил удивленно Антон. – Это кто еще такой? Какое-то странное имя.
– Это не имя! Ты понимаешь? Это не имя! – Семен горячо затряс головой, возражая. На несколько секунд замолчал, пытаясь найти слова, чтобы объяснить, и продолжил: – Это пол. Ну вот ты и я – мужчины. А она женщина! Понимаешь?
– Нет.
– Ну как же? Как же? Только что говорил о животных. Что у них есть разные типы организмов – мужские и женские.
– Ну да! Но ведь у нас-то нет!
– Так ведь были! Были! Или разве непонятно, о чем я тебе хочу сказать? Я помню старого меня. Такого старого, когда люди были двух полов. Мужчины и женщины. Реально! Мы жили с ними вместе! Любили друг друга! Находили опору, собеседника, родственную душу и жили всю жизнь.
– Не, – возразил Власов. – Чушь какая-то!
– Почему чушь? Почему чушь? – обиделся Павлов. – Я помню! Понимаешь? Помню! У нас была общая комната, кровать на двоих, общие цели и мечты… Мы проводили время вместе, гуляли по садам, а не любовались голографической проекцией, ели в ресторанах, принимали вместе душ, ездили к морю! Даже во сне это незабываемое время! Ты что: не понимаешь? И у нас был ребенок!
– Ну это точно чушь! – Антон слегка отстранился. – Всем известно, откуда берутся дети. Их выращивают на специальных фермах вне города, потом по необходимости внедряют матрицу твоего сознания и интегрируют в общество вместо тебя. Как у двух людей может получится ребенок?
– Не знаю… не знаю, как объяснить. Понимаешь, мы, ну – мужчины и женщины, полные противоположности. Как это происходит, я не помню, но ведь если противоположности сталкиваются, то что-то должно произойти. Я помню секс с ней… с моей… женой, кажется. Это было незабываемо! После таких воспоминаний я перестал смотреть на мужчин! Ты представляешь? И теперь по ней тоскую. Да! По той, которую не знал никогда, которая была женой моего давнего предка, на замену кому пришел и чьи воспоминания я унаследовал. Но она моя жена! Понимаешь? Ведь воспоминания теперь мои!
– Ты за этим меня позвал? – перебил контролера Антон. – Рассказать об абстрактных несуществующих снах. О… о женщинах?
– Но ведь ты тоже видишь сны.
– Да, – кивнул биоин. – Но в моих женщин нет! И хоть мне попадаются в работе хромосомы, как у животных обоих полов, но это же абсурд! Это дикость! Фу-фу-фу! Только представлю, как из живого человека выпадает… рождается другой… ФУ!!!
– Это сейчас «фу», а раньше, должно быть, это было нормой. И не было этих ферм, где нас выращивают. И не было… замен! – Семен, пораженный внезапной мыслью, замолк. Не было замен! Такое сейчас и представить невозможно!