Далгрен
Шрифт:
— У вас под подбородком... где вы взяли эту штуку вокруг шеи?
— Вы имеете в виду... — Свободная рука старика поднялась к перечного цвета волосам, непрерывно поднимающимся от верхней части груди к подбородку. Он расстегнул ожерелье, и оно упало бриллиантовой змеей. — ...вот это? А вы свою где достали?
А он-то думал, что воротник и манжета скрывают его цепь.
— По дороге сюда. Написано, что из Бразилии.
Старик поднес конец цепи поближе к глазам:
— ...Япония? — и протянул конец ему посмотреть.
На медном ярлыке было отпечатано: елано в Японии. Перед елано виднелась
Старик снова обернул ее вокруг шеи и в конце концов сумел застегнуть одной рукой.
Он взглянул на газеты: и смог прочесть, прямо рядом со стариковской мятой манжетой:
БЕЛЛОНА ТАЙМС
Среда, 1 апреля 1979 г.
В ГОРОДЕ НОВИЧОК!
Он нахмурился.
— Вашей цепи я не видел, — продолжил объяснять старик, не дожидаясь приглашений. — Но вы бы не спрашивали, если бы у вас не было своей такой, правда же?
Он кивнул, в основном просто, чтобы старикашка продолжал — впрочем, совершенно излишнее настояние.
— Думаю, это нечто вроде награды после инициации. Только вы не в курсе, что вас инициируют? И могу поспорить, это вас в некотором роде расстраивает.
Он снова кивнул.
— Меня зовут Фауст, — сказал старик. — Хоаким Фауст.
— Уаким?..
— Звучит как будто верно. Впрочем, судя по акценту, буквы у вас в этом слове не те же, что у меня.
Он потянутся к протянутой руке Хоакима: тот схватил его ладонь и по-байкеровски крепко пожал ее.
— Вы сказали... — Хоаким нахмурился, и только сейчас отпустил руку, — что нашли свою по дороге сюда? За пределами Беллоны?
— Именно так.
Хоаким покачал головой и сказал:
— Ммммммммм, — а тем временем рокот, нараставший последние несколько секунд, громыхнул у них над головами. Они посмотрели наверх. В полумраке ничего не было видно. Реактивный длился тревожно долго, потом стих. Плёночный орган после него стал казаться тихим.
— На часах, — сказал Хоаким. — Передний циферблат. Короткий обрубок был когда-то минутной стрелкой. Так что можно приблизительно вычислить в какую сторону он показывает.
— А. А что насчет часа?
Хоаким пожал плечами.
— Я покинул кабинет около одиннадцати. По крайней мере, мне кажется, что было одиннадцать. Отсутствовал я не так уж долго.
— А что случилось с... со стрелками?
— Черномазые. По-моему, это была первая ночь. Когда сверкали все эти молнии. Они ж совсем взбесились. Кишмя тут кишели. Переломали целую кучу всего в округе — отсюда же до Джексона рукой подать.
— До Джексона?
— Джексон авеню — там большинство этих черномазых живет. Раньше жили. Вы новенький?
Он кивнул.
— Может быть получится раздобыть вам газету за тот день. Говорят, таких картинок вы раньше точно не видели. Они полыхали. И взбирались по приставным лестницам, вламывались в окна. Один парень рассказал мне, что там была фотография, как они взбираются на церковь. И отламывают стрелки на часах. И друг друга на куски разрывают тоже. Должна быть где-то целая серия фотографий; там такой здоровенный негр гонится за маленькой белой девушкой... целая туча вони насчет тех фотографий поднялась. «Изнасилование» — неприятное слово, которого в газете не использовали, но именно изнасилованием это и было. Люди говорили, что не стоило Калкинсу их печатать. Но вы знаете, что он сделал? — искаженное лице Хоакима настойчиво требовало ответа.
— Нет. Что? — осторожно
— Он взял и выследил этого черномазого с фотографий, и заставил кого-то взять у него интервью; и напечатал потом вообще всё. Уж если хотите знать мое мнение, чего ему не стоило печатать, так это то интервью. Я хочу сказать, Калкинса очень волнуют гражданские права и все такое. Всерьез волнуют. Мне кажется, у цветного населения в этом городе были с этим проблемы, и Калкинса это беспокоило. Искренне беспокоило. Но у того ниггера рот был грязнее грязи, и пользовался он им только затем, чтобы молоть всякую мерзость. Я думаю, он даже не особо понимал, что это, собственно, такое — газетное интервью. Нет, я знаю конечно, что цветным не слабо так доставалось. Но если хочешь помочь, не нужно печатать фотографию громаднейшего, чернейшего в мире ниггера в процессе порчи какой-то маленькой семнадцатилетней девочки-блондинки, а потом две страницы подряд отдавать под его рассуждения о том, как это было клёво, где через слово «дерьмо» или «блядь», и «Уууу-иии», и как он собирается организовать себе еще такого же как только получится, и как легко это будет сделать без свиней [2] вокруг! Я хочу сказать — только не если ты хочешь помочь, так ведь? Теперь благодаря этой статье Гаррисон — его звали Джордж Гаррисон — нечто вроде героя для всех черномазых, оставшихся на Джексоне; и такое ощущение, что и для всех остальных заодно. Откуда видно, с какими людьми мы имеем дело.
2
В Соединенных Штатах это презрительное наименование полицейских в среде уголовно-пролетарского элемента.
— Но вы их не видели, так?
От этого Фауст отмахнулся.
— Есть еще один цветной мужчина откуда-то с Юга, какие-то гражданские права, активный человек — не мистер ли Пол Фенстер? Он оказался здесь примерно в то же время, когда все происходило. По-моему, Калкинс тоже его знает, и часто пишет о том, что он делает. Вот этот парень, мне кажется, может иметь благородные намерения; но каким образом он собирается что-то делать, имея фоном эту суматоху с Джорджем Гаррисоном, а? Я имею в виду: с таким же успехом можно сказать, — он огляделся вокруг, — что не так уж много осталось небезразличных людей. Или что на Джексоне осталось много черномазых.
Любопытство и раздражение свои он сконцентрировал в вежливом вопросе:
— А с чего все началось? Бунт, я имею в виду.
Хоаким склонил голову сильно набок.
— Видишь ли, никто так и не прояснил эту историю до конца. Что-то упало.
— А?
— Некоторые говорят, дом обрушился. Другие утверждают, будто самолет упал прямо там, посреди Джексона. Еще кто-то говорит, что какой-то парень залез на крышу здания Второго Городского банка и оттуда кого-то подстрелил.
— Кого-то убили?
— Очень даже. Типа как это был белый парень на крыше, а подстрелили черномазого. Вот они и начали бунтовать.
— А что написали в газете?
— Примерно то же, что я тебе рассказал. Никто не знает наверняка, который из этих вариантов случился.
— Если бы самолет упал, кто-нибудь да знал бы.
— Это же было в самом начале. Тогда был просто невероятный бардак. Множество зданий горело. И погода была иной. Люди все еще пытались выбраться. Людей здесь была чертова прорва. И они были напуганы.