Дальними маршрутами
Шрифт:
Вплоть до апреля 1944 года дальние бомбардировщики 36-й и 48-й дивизий продолжали наносить мощные удары по портам и аэродромам гитлеровцев, расположенным в северных районах Финляндии и Норвегии. Так была решена задача обеспечения успешной проводки караванов морских судов союзников в наши незамерзающие порты Мурманск и Архангельск. [87]
Прыжок над тундрой
За день до полета на бомбометание вражеского аэродрома Алакуртти у капитана Белоусова заболел штурман.
Однако разговоры разговорами, а лететь надо. Не оставаться же самолету на земле, когда каждая боевая машина - на вес золота. И Белоусов, как говорят, махнул рукой, сказал себе: «Полечу».
Приняв такое решение, летчик в то же время стал предпринимать все необходимое, чтобы как можно лучше подготовиться к полету. После того как штаб поставил задачу на полет, Белоусов собрал экипаж и длительное время занимался со штурманом и воздушными стрелками изучением района.
Аэродром был прикрыт большим количеством зенитных батарей, и командир обратился к штурману с таким напутствием:
– Вам мой совет, Петр Семенович: не разгуливать слишком над целью, а с ходу вести прицеливание и сбрасывание бомб.
– Хорошо, - согласился Тимохин и, заметив, что командир прощупывает его, тут же вставил: - К вам, Николай Иванович, тоже просьба: не разбалтывать корабль, дать возможность лучше «ухватиться» за цель…
– Сказано-сделано, - улыбаясь, ответил Белоусов. [88]
Стрелку- радисту старшему сержанту Полякову и воздушному стрелку сержанту Карнаеву командир экипажа приказал:
– Все внимание за воздухом. При подходе к цели и отходе от нее возможны атаки ночных истребителей «Мессершмитт-110».
– Ясно!
– ответил Поляков.
На первых порах Белоусов остался доволен подготовкой экипажа. И все же, когда подчиненные разошлись, он, оставшись в землянке, еще и еще раз проверил маршрут, навигационные расчеты. И даже сделал то, чего почти никогда не делал: достал небольшую фанерную дощечку, записал на ней все данные для полета и положил в карман комбинезона. «Так, на всякий случай», - сказал про себя летчик.
Вечером, перед отправкой на аэродром, Белоусов заглянул к своему штурману Юрию Цетлину. Тот с мрачным видом лежал на койке. Увидев командира, он несколько повеселел:
– Ни пуха тебе ни пера, Николай Иванович. Слыхал, с Тимохиным летишь.
– С ним.
– Опять на Алакуртти?
– Туда.
– Будь осторожен. Знаешь, что это за цель? Ухо надо держать востро.
– Порядок будет… Сам-то не расхварывайся, работа большая предстоит, - пожимая руку штурману, сказал Белоусов.
И пока летчик ехал на аэродром, из головы почему-то не выходил разговор с Цетлиным. «Вполне понятно, со своим штурманом, к которому привык, в которого веришь, как в самого себя, легче идти даже в самые сложные полеты», - рассуждал про себя Белоусов. С Цетлиным он совершил более полутора сот боевых вылетов: ему хорошо знакомо каждое движение, каждая команда, поданная им на маршруте и в районе цели. «А Тимохин первый раз собрался со мной на задание и уже требует не разбалтывать на боевом курсе самолет», - продолжал думать командир.
С этими мыслями он пришел на самолетную стоянку, где Тимохин вместе с механиком по вооружению подвешивал бомбы. Увидев Белоусова, штурман доложил: [89]
– Товарищ командир, на корабле заканчивается подвеска бомб.
– Продолжайте, - сказал Белоусов и заметил про себя: «А все-таки штурман-то, видать, старательный».
Вскоре экипаж занял свои места в кабинах, и по сигналу двух зеленых ракет капитан начал рулить на старт. Взлет был в направлении на высокую сопку, и с земли казалось, что самолет вот-вот зацепит за низкорослый тундровый лес. Но корабль уверенно шел вверх, набирая высоту.
Полет до района цели прошел молча: ни штурман, ни радист не подавали голоса. Белоусов сам хорошо ориентировался, замечал знакомые сопки, озера и был доволен, что штурман точно ведет самолет. Неожиданно Тимохин подал сигнал.
– Я думаю, заходить на цель надо с юго-востока, - начал штурман.
– Почему?
– спросил Белоусов.
– Там возле железной дороги большое озеро. Оно облегчит нам выход на аэродром.
– Если так лучше, будем заходить с озера, - согласился командир.
Через минуту-другую опять голос штурмана:
– Курс на цель триста двадцать, скорость полета двести восемьдесят, снос влево - десять.
– Понятно!
– ответил Белоусов и подумал: «Браво, Петр Семенович, все идет как по расписанию…»
Приближалась цель, росло напряжение экипажа. Самолет летел с притушенными огнями в кромешной мгле. Моторы выбрасывали из выхлопных труб снопы бело-розовых и голубоватых искр. Земля казалась мертвой, а ведь она, как и люди в полете, наверное, была в напряжении от огромного гула воздушных кораблей. Сидя спиной к летчику, штурман что-то записывал в бортжурнал. Иногда он резко отрывался от своего занятия и смотрел по сторонам.
– Сзади, ниже нас, приближается истребитель!
– закричал стрелок Карнаев.
Резким движением рулей командир увел бомбардировщик в сторону. Тут же он приказал:
– Выяснить, что за самолет!
Вскоре подал голос Поляков:
– Ошибка, товарищ командир. Сзади и ниже не один, [90] а два наших самопета «топают».
– Всем быть настороже, точнее докладывать обстановку!
– скомандовал Белоусов и стал выводить корабль на прежний курс.
Ночь была темная. Чтобы удержать тяжелую машину в устойчивом положении, летчику нужно было то и дело нажимать на педали управления и не упускать силуэтик самолета с линии искусственного горизонта. Пока все шло хорошо. Через несколько минут корабль будет над аэродромом Алакуртти, и тогда начнется настоящее испытание нервов.