Дальними маршрутами
Шрифт:
* * *
Прочитав это сообщение, майор Юспин первым поздравил коммуниста старшего лейтенанта Каинова с заслуженной победой. А тот с серьезным видом отмахивался:
– Да что вы, Виталий Кириллович, это заслуга вовсе не моя. Штурман Гаврюшин бросал бомбы.
Любопытные летчики, штурманы стали наперебой расспрашивать Гаврюшина о том, как это ему удалось стукнуть прямо по заводу.
– Ничего я такого не сделал, - словно оправдываясь, говорил Гаврюшин.
– Просто проявил настойчивость.
Капитан Гаврюшин говорил правду. Членов этого экипажа
В жизни полка иногда бывало так: корабль вылетает на бомбардировку заданной цели, а возвращается на аэродром с полным грузом бомб. Причина - плохая погода. У экипажа Каинова такие препятствия тоже встречались, но все же его экипаж ни разу не возвращался с бомбами. Когда спрашивали Каинова о причинах его успеха, он всегда полушутя-полусерьезно говорил, что у него в экипаже отличный штурман Гаврюшин, прекрасный стрелок-радист Размашкин и бдительный воздушный стрелок Селезнев.
Слов нет, дружный, сработанный экипаж, каждый [107] член которого отлично знает свое дело, имеет громадное значение. Но бывает, что и подготовленные экипажи возвращаются с бомбовым грузом.
Капитан Гаврюшин на это отвечал просто:
– По-моему, упорства в таких случаях у людей не хватает. Конечно, встречаются на первый взгляд невозможные условия, но настойчивость все преодолевает.
Кайновцы так и делали. Они не могли не летать даже в самых трудных погодных условиях. Пробиться по маршруту, найти основную цель было их постоянным правилом.
Все мы, боевые товарищи и друзья летчика Каинова, штурмана Гаврюшина, видели, как росло их мастерство, мужал и закалялся характер. В начале первой военной зимы был такой случай. Перед экипажами полка стояла задача - уничтожать немецкие танки, намеревающиеся прорваться к Москве. Но как это выполнить практически, если погода явно нелетная: сплошная низкая облачность, изморозь, обледенение. Вылетят, бывало, некоторые наши экипажи и возвращаются обратно. Каинов с Гаврюшиным и в этих условиях не сворачивали с боевого курса. На козырьке кабины летчика интенсивно нарастал лед, пилотирование машины крайне затруднялось. Но Каинов всегда находил выход. Он открывал с обеих сторон кабины боковые шторки и, наблюдая через них за землей, вел самолет к цели. А Гаврюшин в этих условиях без малейших ошибок выводил корабль на скопление танков и нещадно крушил их бомбами. Сержанты Размашкин и Селезнев, увлеченные отвагой своих старших товарищей-офицеров, дружно поливали свинцовым дождем пулеметов бегущих в панике фашистов. За мужество и отвагу, проявленные при разгроме немцев под Москвой, летчик Каинов был награжден орденом Ленина, остальные члены экипажа - орденом Красного Знамени.
В конце июля сорок второго года при налете дальних бомбардировщиков на объекты Восточной Пруссии экипаж Каинова следовал по маршруту в голове боевого порядка полка. С набором высоты корабль настойчиво продвигался к цели. Но вот впереди стеной выросла высокая двухъярусная облачность: верхняя ее граница достигала восьми тысяч метров. Вскоре оба яруса облаков сошлись, в кабинах корабля потемнело.
В том, что бомбардировщик попал в сплошные облака, [108] Каинов не видел ничего особенного, так как весь экипаж не впервые летал в подобных условиях. Машину сильно трясло. Вокруг стали появляться вспышки молний. Корабль бросало, как маленькое суденышко в штормовом океане. Вспышки молнии ослепляли экипаж. Но Каинов не сдавался. Он дал обоим моторам максимальные обороты и уверенно полез вверх. Неимоверная сила кидала самолет из стороны в сторону, выбивала из рук летчика штурвал. И вдруг ударила молния. Самолет загорелся и стал разрушаться… Так погибли Василий Максимович Каинов и все члены его экипажа, более года мужественно и героически сражавшиеся с немецко-фашистскими захватчиками.
Помнится, в эту страшную июльскую ночь не вернулись с задания еще четыре экипажа. Немногим нашим летчикам удалось прорваться тогда сквозь грозовой фронт. Но те, кто достигли вражеского логова, смело выходили на Кенигсберг, метко обрушивали на военные объекты фугасные и зажигательные бомбы.
Это было только начало. Удары по агрессору усиливались. Особенно запечатлелся в памяти налет бомбардировщиков в ночь на 30 августа, который по своим масштабам превысил все предыдущие. Одновременному удару подверглись многие города Восточной Германии. В результате интенсивной бомбардировки в Кенигсберге и Гданьске возникло много очагов пожара и больших взрывов. Врагу был нанесен значительный урон.
Гитлеровцы пытались скрыть правду о налетах советской авиации. Но все стало известно немецким солдатам. Об этом говорили письма из германского тыла на фронт.
Политработники старались не упускать случая, чтобы довести каждое такое письмо до личного состава. 11 сентября 1942 года в центральной авиационной газете была опубликована статья «Германия под ударами с воздуха», в которой приводились интересные письма. Виталий Кириллович прочитал статью и попросил секретаря парторганизации полка старшего лейтенанта Вяльдина довести ее содержание до летчиков. Перед полетом мы в ожидании команды сидели в землянке, когда Вяльдин начал читать газету.
«Наша авиация, - говорилось в статье, - неоднократно громила логово фашистских извергов в глубоком тылу, эти удары с каждым днем приобретают все большее значение [109] и приближают сокрушение гитлеровской Германии».
– Послушайте, что пишут сами немцы о наших бомбардировках их тылов, - продолжал Вяльдин.
– У убитого солдата 209-го немецкого полка Вилли Штрауха найдено письмо от его жены из Кенигсберга, в котором говорится: «Ты, наверное, уже слышал, что наш город подвергся воздушному налету русских. Что здесь было, я тебе даже рассказать не могу. Во всяком случае, творились ужасные вещи. Через несколько дней русские сделали второй, третий налет. Мои нервы совсем испортились. Сейчас я лежу в постели, но что мы будем делать, если они прилетят еще раз?»
– Трястись и реветь, - вставил летчик Кочнев.
– Строчить жалобу господу богу и просить его о пощаде, - смеясь, добавил штурман Цетлин.
В землянке стало шумно. А когда воины успокоились, Вяльдин продолжал:
– Старшему ефрейтору Герхарду Герике его сестра Ленхен сообщила из Аахена: «Старый город императоров стал городом развалин. Гитлер и Геринг были здесь, чтобы посмотреть на «незначительный ущерб».
– Не то еще будет, - с сердцем сказал штурман Неводничий.
– Гитлеровцам будет еще хуже, если мы усилим удары по их тылам, - подойдя к Вяльдину и взяв у него газету, заговорил Юспин.
– Сегодня мы летим на Тильзит. Надо стукнуть по нему так, чтобы эхо удара докатилось до окопов фашистов.
Воины всем сердцем чувствовали, что душой боевых полетов, особенно полетов в глубокий тыл врага, их первым исполнителем был Виталий Кириллович. Как-то я спросил заместителя командира полка по политической части майора Николая Яковлевича Куракина, который, кстати, сам во время войны освоил профессию штурмана и потом очень часто летал на задание, почему личный состав полка так любит Юспина, почему у него такой прочный авторитет. Куракин не задумываясь ответил:
– Майора Юспина воины крепко уважают, это верно. Авторитет у него исключительный. А все потому, что он душевный человек, летчик образцовый. Много и хорошо [110] летает. Это - раз. О своих людях заботится, знает всю их подноготную. Это - два. Умеет воспитывать воинов, опираясь на парторганизацию. Это - три.