Дальний берег Нила
Шрифт:
– Я лингвист.
– Едешь во Францию работать?
– Работать и жить.
– В первый раз?
– Ну, работать мне приходилось и прежде. Насчет жить – не могу сказать наверняка…
– Как жаль, что я не смогу тебе показать Францию, а Париж – это моя любовь, там у меня много друзей, я знаю все уголки, я настоящая фанатка-парижанка. Я очень скучаю по родным местам, хотя путешествовать просто обожаю!
Лиз рассмеялась чему-то своему. Она, казалось, не умеет не радоваться.
Застукало в голове: «Это невозможно, не нужно…» Сразу стало тесно и душно в пространстве купе-коробки.
– Я открою дверь, ты не против? – как бы защищаясь от неотвратимого, спросил Нил.
– О, да, конечно, я не боюсь синяков, – Лиз отважно перешла на русский.
– Не синяков, а сквозняков, – поправил Нил.
Теперь они рассмеялись оба.
– А давай кроссворды разгадывать? Меня моя хозяйка научила, чтобы русский язык лучше знать. У меня и журнал где-то есть.
Лиз подтянулась и по приставной лестнице забралась наверх. Нил, вздохнув, сказал:
– Ну, давай по горизонтали, что там?
– Так; два… Народный артист СССР, исполнитель главной роли в фильме «Подвиг разведчика». Раз, два… десять букв… Что?
– Кадочников, – подсказал Нил громко. Кроссворды, однако! Тематические…
– Пять. Способ самоубийства у японских самураев… Ну, это я сама знаю – харакири.
– Сёппуку… Что еще жизнерадостного предлагает твой кроссворд?
– Проступок, долженствующий влечь за собой кару божества… Четыре буквы… Нил, что значит «долженствующий влечь за собой кару»?
– Значит, что накажут обязательно… Оттуда.
Нил показал пальцем вверх. Лиз посмотрела на потолок купе и кивнула.
– Я поняла. Тогда такой проступок называется «грех»… У меня есть Библия, там много написано про грех, я тебе покажу…
Она опять поднялась по приставленной лесенке наверх и, быстро найдя книгу, спрыгнула вниз. Нил не успел предложить помощь, о чем тут же пожалел.
Как-то неловко получилось. Лиз вскрикнула и, присев, схватилась за щиколотку:
– Ой, нога! Ммм, больно!
В дверях тут же, точно на стреме стоял, возник Фиолетовый, протирая заплывшие глазки.
– В чем дело? Кто кричал? Что у вас тут происходит?
– У меня происходит нога. Я ногу прыгнула больно.
– Нужен врач?
– Нет, не надо беспокоиться, пустяки, пройдет.
– Все в порядке, батя, иди, разберемся. Спасибо.
– Да уж я вижу, разберетесь, дело к тому идет. Знаю я вас, – пробурчал проводник, смачно зевнул, вышел.
И закрыл за собой дверь.
– Ну, давай смотреть, что там с ногой.
– Да пустяки, не волнуйся.
– Нет уж, Лиз, клади ногу и снимай носок.
Едва Нил коснулся ее кожи, его будто током ударило… Такая маленькая ножка при высоком росте. Вот порода-то…
– Растяжение. Сейчас забинтуем, и все пройдет. Хорошо бы водкой натереть. Да, у меня, кстати, есть…
Преодолев слабое сопротивление Лиз, Нил растер ее ногу и, за неимением подходящей повязки, перебинтовал шелковым шарфом.
– Вот, готово, только ходить пока не рекомендуется. Нужен покой.
– Да здесь и ходить-то некуда, будет хоть занятие – лежать и лечить ее.
– Больным нужны хорошее питание и хороший уход. Я пошел за лечебным обедом. А пока, пациентка, грызите яблоко. – Нил протянул его Лиз. – Не скучай, я скоро.
Ресторанная еда, принесенная им в судках, была, может, и далека от совершенства, но это было уже не важно ни ей, ни ему… зато вино оказалось настоящим. «Мукузани» скрасило искусство повара и окрасило щеки Лиз румянцем.
Лиз прикрыла глаза, и Нилу показалась, что она засыпает. Как бы сам себе он пробормотал:
– Ну, ты, наверное, хочешь спать, я пойду, не буду мешать…
– Да, хочу, – каким-то изменившимся голосом отозвалась Лиз. – С тобой.
Последние слова она произнесла совсем тихо и не открыла глаза. У нее больше не было сил даже на слова. Нил щелкнул замком.
Никогда такое узкое ложе не казалось ему бесконечно просторным. Он раздевал ее очень медленно, будто боялся нарушить ее совершенное тело, которое открывалось ему во всем великолепии. Лиз своими волшебными руками касалась Нила, и каждое касание пьянило его с новой силой. В какой-то момент ему показалось, что она, и только она – первая женщина в его жизни, и не было никого и никогда, кроме нее.
Глаза Лиз широко раскрылись, и Нил успел закрыть ее крик своими губами. Стон, как ток, прошел через каждую клеточку его тела, солнце вспыхнуло. Поезд летел, казалось, с невероятной скоростью куда-то по вертикали.
– Я хочу, чтобы ты родила мне сына, и это обязательно будет, потому что я люблю тебя.
Лиз лежала на нем, шарф с ноги оказался на подушке, и, увидев его, она опять рассмеялась, будто не слыша Нила. Никогда ни с одной женщиной Нил не был так нежен. Он удивлял сам себя. Откуда в нем так много любви, она обрушилась, оглушила и сделала его абсолютно счастливым. Ему на минуту показалось, что все только начинается.
– Пусть, пусть так. Я найду ее, я смогу изменить все, распутать этот невероятный клубок…
Он гладил ее шелковые волосы; Лиз спала, положив голову на колени Нила. За окном загорались огни в далеких домиках, мелькание желтых и красных деревьев почему-то напомнило ему флаги на первомайской демонстрации. Он опять сидел на плечах отца и верил в бесконечность праздника. Китайским фонариком покачивалось на столе нетронутое красное яблоко…
Неосязаемый, но непроницаемый купол сомкнулся над ними и вокруг них, очертив магическое пространство любви, и время остановилось, претворившись в сияние, в музыку, в полет. То, что было отсечено и осталось вовне, перестало существовать, и все звуки, движения, краски – подняли вагоны, пересаживая с русской колеи на европейскую, чьи-то руки в форменных рукавах перелистывали бумаги, штемпелевали страницы, прикладывались к чужим козырькам, о чем-то гудел подогнанный к составу польский паровоз – не отменяли этой отмены, ибо были не более чем фантомами чужого сознания…