Дальний умысел
Шрифт:
– Бартлетт, дорогой Бартлетт, – сказала она и подняла глаза. Френсик твердо встретил ее пытливо-смутный взгляд. Нет, он ошибся, перемены есть. Ему помнилось вовсе не это лицо. Тогда оно было гладкое, чуть одутловатое, теперь – отечное и морщинистое. Дряблые, мятые мешки под глазами набухли в полщеки; изо рта сетчатой маски торчала сигарета. Только выражение глаз оставалось прежним: в них тускло мерцала уверенность в своей непреходящей правоте. Под взглядом Френсика эта уверенность сменилась недоумением.
– Мне казалось… –
– Френсик. Вы были моей научной руководительницей в 1955-м, – сказал Френсик.
– Френсик? – в глазах ее затеплилась догадка. – Но вы назвались Бартлеттом…
– Маленькая уловка, – сказал Френсик, – чтобы вернее к вам пробиться. Я теперь литературный агент. «Френсик и Футл». Вы о нас не слышали.
Но доктор Лаут слышала: ее глаза блеснули.
– Нет. Боюсь, что не слышала.
Френсик поколебался и избрал окольный путь.
– И вот я… подумал, что как ваш бывший аспирант… что вы, может быть, не откажетесь… сделаете нам такое громадное одолжение… – Френсик демонстрировал безграничную почтительность.
– Чего вы хотите? – спросила доктор Лаут.
Френсик развернул пакет на коленях.
– Видите ли, нам надо отрецензировать роман, и если бы вы…
– Роман? – Глаза, отягощенные дряблыми мешками, покосились на обертку. – Какой роман?
– Вот этот, – сказал Френсик, протягивая ей «Девства ради помедлите о мужчины». Взгляд доктора Лаут застыл, сигарета свесилась изо рта. Потом она съежилась в кресле.
– Этот? – прошептала она. Сигарета выпала и тлела на странице машинописи. – Этот?
Френсик кивнул, склонился, убрал сигарету и положил книгу на столик.
– Кажется, он в вашем духе.
– В моем духе?
Френсик сел поудобнее: он стал хозяином положения.
– Поскольку вы его автор, – сказал он, – то резонно предположить…
– Как вы узнали? – Она пристально глядела на него, и в этом новом взгляде уже не было высоконравственной целеустремленности. Только страх и злоба, к вящему удовольствию Френсика. Он закинул ногу на ногу и посмотрел на араукарию за окном, совсем не такую неприступную.
– Главным образом по стилю, – сказал он, – то есть, говоря откровенно, с помощью критического анализа. В ваших книгах повторяются одни и те же словосочетания, и я их проследил. Ваша школа.
После долгой паузы доктор Лаут закурила новую сигарету.
– И вы ждете от меня рецензии на нее? – наконец спросила она.
– Не то чтобы рецензии, – сказал Френсик. – По-моему, автору неэтично рецензировать собственную книгу. Я просто хотел обговорить с вами, как нам лучше всего преподнести эту новость.
– Какую новость?
– Что доктор Сидни Лаут, выдающийся критик, написала и «Девство», и «Дальний умысел». На мой взгляд, статья в «Таймс литерари сапплмент» вполне годится, чтобы заварить кашу. В конце концов, не каждый
– Воспрещаю, – задохнулась доктор Лаут. – Вы как мой агент…
– Мое, как вашего агента, дело – чтоб ваша книга продавалась. И заверяю вас, что литературный скандал, который вызовет это открытие в кругах, где вас прежде чтили…
– Нет, – сказала доктор Лаут. – Этого не должно быть.
– Опасаетесь за свою репутацию? – мягко спросил Френсик.
Доктор Лаут не ответила.
– О ней раньше нужно было подумать. А то вы поставили меня в очень неудобное положение. У меня, знаете ли, тоже есть репутация.
– У вас? Какая у вас может быть репутация? – Она словно плюнула в него этими словами.
Френсик подался вперед.
– Безупречная, – отчеканил он. – Вам этого не понять.
– Среди халтурщиков, – попыталась презрительно улыбнуться доктор Лаут.
– Да, среди них, – сказал Френсик, – и тут есть чем гордиться. Среди тех, кто без всякого лицемерия пишет ради денег.
– Ради наживы, грязной наживы.
– А вы это чего ради написали? – ухмыльнулся Френсик.
Маска устремила на него язвительный взгляд.
– Чтобы доказать, что я смогу, – сказала она, – что мне вполне под силу писать ходкую макулатуру. Считалось, что не смогу: книжный червь, кабинетное бесплодие. Я им доказала. – Голос ее возвысился.
– Вряд ли, – пожал плечами Френсик. – На титуле вашей фамилии нет, а без нее никто не знает, что вы там доказали.
– Никто и не должен знать.
– А я собираюсь всех уведомить, – сказал Френсик. – Захватывающая история. Автор-аноним, «Ллойдз банк», Машинописное агентство, мистер Кэдволладайн, Коркадилы, ваш американский издатель…
– Не смейте, – простонала она, – никто не должен об этом знать. Я сказала: воспрещаю.
– Это уже не в ваших руках, – сказал Френсик, – а в моих, и я их не стану марать вашим лицемерием. К тому же у меня есть и другой подопечный.
– Другой подопечный?
– Пипер, тот козел отпущения, посланный вместо вас в Америку. У него тоже, представьте себе, репутация.
– Должно быть, безупречная, вроде вашей, – хмыкнула доктор Лаут.
– В принципе – да, – сказал Френсик.
– Однако он рискнул ею ради денег.
– Пожалуй. Он хотел писать и нуждался в деньгах. Вы, насколько я понимаю, не нуждаетесь. Вы открещиваетесь от наживы, грязной наживы. Что ж, договоримся.
– Шантаж, – обозначила доктор Лаут и погасила сигарету. Френсику она стала еще омерзительней.
– Как нравственный урод, скрывающийся под чужим именем, вы на такие выражения не имеете права, – заметил он. – Приди вы ко мне с самого начала – я не стал бы вязаться с Пипером, но уж раз вам в обход честности мила анонимность, то мне теперь приходится выбирать между двумя авторами.