Дальнобойщики

Воронин Андрей

– Яков Карлович, что вы думаете о смертях в квартире Коробковых? Мне, как человеку постороннему, интересно знать ваше мнение, – поинтересовался Воронин.

– Господин полковник. – начал Гобято.

Но Воронин его тут же перебил:

– Только давайте без чинов и званий. Договорились?

– Если позволите. Так вот, Алексей Петрович, если вы спросите меня, убийства это или самоубийства, я вам отвечу: убийства, – заявил Гобято. – Но если вы меня спросите, есть ли доказательства тройного убийства, то я вынужден буду

вас разочаровать, ответив, что никаких.

Он ожидал, что сейчас посыплется град возражений, вопросов, потребуют доказательств. Но Воронин понимающе кивнул:

– Я так и думал. Только мне сообщили, что мать Коробкова умерла своей смертью в больнице.

– Это правда. А при чем тут она?

– Вы же сказали, что убийство тройное? Коробков, его девушка. А кто же тогда третий?

– Вам разве не сообщили, что Светлана Овчинникова была беременна? Если подходить с моральной точки зрения, то ребенка тоже убили. Ведь он уже жил. Возможно, я ошибаюсь, но таково мое мнение. И будь моя воля, считал бы это убийством.

Воронин вздохнул.

– Что ж, возможно, вы и правы.

Во взгляде капитана мелькнуло уважение. Столичный полковник, в отличие от его начальника, был не дурак и не сухой формалист. Похоже, он кое в чем разбирался.

– Вы со мной согласны? Вы тоже считаете, что это убийство? Но вы ведь не располагаете всей информацией.

– Подробностей я не знаю. Однако кое-какие факты, имеющиеся у меня, наталкивают на такую мысль.

– Значит, есть еще что-то, что мне не известно? – заинтересовался Гобято.

– Да, есть. Я ознакомлю вас с этими фактами попозже. А теперь мне хотелось бы, чтобы вы посвятили меня в подробности дела.

Из груди капитана вырвался тяжелый вздох. Он извлек из ящика стола толстую бумажную папку и положил перед Ворониным. Затем пододвинул пустую пепельницу.

– Курите?

– Бросаю. И сейчас воздержусь.

– Это хорошо, – снова вздохнул капитан, на этот раз с облегчением. – Не переношу сигаретного дыма, – пояснил он.

– Зачем же тогда пепельницу предлагали?

– Для приличия. Вы – гость.

«Да, – подумал Воронин, – этот человек определенно со странностями, но в сообразительности и уме ему не откажешь. Очень своеобразная личность. Давно не встречал таких.»

– Начну с квартиры, – развязывая завязки папки, произнес Гобято. – Следов взлома не обнаружено. Отпечатков пальцев посторонних и других следов тоже. Я говорю «не обнаружено», но это еще не значит, что их нет. Вы меня понимаете? – Он вопросительно взглянул на полковника.

Воронин кивнул.

– Да, понимаю.

– На трупах следов насильственной смерти не обнаружено. На теле Овчинниковой Светланы Петровны имеется кровоподтек в области подбородка. Образовался он еще при жизни, нанесен твердым тупым предметом. Вот. – капитан протянул фотографии. – Взгляните сами.

– Возможно, ее оглушили, – высказал предположение полковник, рассматривая снимки.

– Не исключено, но доказательств нет. На теле гражданина Коробкова Бориса Сидоровича также обнаружен кровоподтек в области грудной клетки. Как и в случае с его подружкой, получен он перед смертью. Других физических повреждений нет.

Взяв следующую фотографию, протянутую Гобято, Воронин принялся ее изучать.

– Что касается смертей, то обставлены они как самоубийства, – продолжал капитан. – Причины мы не знаем. Предположительно Овчинникова покончила собой в состоянии аффекта, обнаружив труп парня. Орудие самоубийства – короткий обоюдоострый нож из высокопрочной легированной стали. Ручная работа. Оружие она раздобыла в квартире Коробкова.

– Откуда такая уверенность?

– Кожаные ножны были обнаружены в шкафу. На них найдены отпечатки ее пальцев. Тут придраться не к чему. Она, в принципе, могла это сделать. Но у меня возникает вопрос: почему находящаяся на грани нервного срыва девушка лезет в шкаф за этим редким ножом, а не бросается на кухню и не хватает первый подвернувшийся под руку кухонный нож?

– Действительно странно. – вынужден был согласиться Воронин. Он взял в руки целлофановый пакет с оружием.

– Но, с другой стороны, если убийца хотел разыграть самоубийство, то почему сам не воспользовался кухонным ножом?

– Может, он запаниковал, когда позвонила Овчинникова, – предположил капитан.

– Нет, он слишком хитер и опытен, чтобы пугаться таких пустяков. Тут что-то другое. Возможно, он хочет нас сбить со следа.

– А может, и то и другое?

Полковник извлек из пакета нож. Рифленая рукоять удобно легла в ладонь. Оружие обладало прекрасным балансом – его можно было метать. Лезвие отточено как бритвенное.

– Отличное оружие, – восхищенно похвалил Воронин.

– Кустарная работа. Сделано, вероятно, на заказ и уж конечно в единственном экземпляре. Чувствуется рука мастера.

– Мастера. – задумчиво повторил полковник.

Ему в голову пришла мысль: нужно поднять архивы ФСБ, подключить специалистов, провести более скрупулезное изучение ножа. Если его сделал мастер, спецы должны определить его почерк, стиль, должны что-нибудь да найти.

– Нож я заберу с собой, – заявил он.

– Это улика, – с сомнением покачал головой Гобято.

– Я все улажу. К тому же я его верну.

– Тогда я не против.

После короткой паузы капитан продолжил:

– Что касается смерти Бориса Коробкова, то тут и вовсе гордиев узел. Умер он от попадания воды в легочные пути, но до этого отравился снотворным. Спрашивается: зачем топиться, когда и так отравился? Непонятно.

– Да уж.

– Я вижу одно разумное объяснение.

– Какое?

– Самоубийства подстроены. Но помните: это лишь предположение. Для утверждения пока мало фактов.