Дальняя дорога (сборник)
Шрифт:
А наутро обнаружил, что видеть Нину ему не хочется. Не хочется, и все тут! И он всячески избегал случайных встреч, подальше обходя и санчасть и лазарет. И на очередной осмотр ему идти не хотелось, но тут уж ничего не поделаешь — идти все-таки пришлось. Нина изо всех сил старалась держаться непринужденно, но это плохо у нее получалось. И разговор, их традиционный дружески-шутливый разговор не клеился. Взгляды, движения, самый голос Нины, который раньше так нравился Александру, — все раздражало Гирина! Неожиданно для самого себя он сказал ей какую-то колкость, а в ответ на ее несколько растерянную реплику — другую. С удовольствием отметив, что у Нины дрогнула рука, державшая стетоскоп, и от обиды порозовели щеки, Александр подчеркнуто
С той поры их взаимоотношения приобрели прохладный и официальный характер. Встречаясь, они здоровались, не глядя друг на друга. Однажды Александр заметил, как Нина, чтобы не встречаться с ним, пошла другой дорогой. Он мысленно посмеялся над ее дамскими выкрутасами, но в следующий раз, издали приметив Нину, вдруг и сам свернул на тропинку и обошел ее стороной. Как-то случай свел их в автобусе. Они поздоровались и десять минут простояли рядом как истуканы, не сказав друг другу ни слова. Но на выходе Нина вдруг обернулась, и Гирину показалось, что в ее глазах блеснули слезы. Мало ли что может показаться! Но, засыпая, Александр ясно, точно на фотографии, снова увидел ее грустное, в полуобороте лицо, прядь пепельных волос на лбу и слезы в серых глазах. Сердце у Гирина сжалось и заныло. Полчаса он ворочался с боку на бок и, что бывало с ним очень редко, никак не мог уснуть. А потом отбросил одеяло, сел на подоконник открытого окна и сидел там, слушая сверчков, до тех пор, пока не пришел его сосед по комнате Колька Баралов, пилот из братской эскадрильи, шумно удивившийся тому, что Александр, точно девица, мечтает у окна.
Через несколько дней на праздничном вечере в честь Дня авиации Александр увидел Нину в гарнизонном Доме офицеров. Она грустно в одиночестве стояла у стены и отказывала всем, кто приглашал ее танцевать. Отказывала с такой милой улыбкой, что на нее не сердились. Было в ее одиночестве нечто отдалявшее ее от случайных собеседников: перебросившись с ней несколькими фразами, они отходили. У Гирина екнуло сердце. Боясь передумать, он подошел и, пряча за холодной вежливостью свое волнение, пригласил ее на танец. Его не пугал возможный отказ, какой-то половинкой души он даже желал его — все-таки это был выход из неизвестности, с которой, он только теперь понял это, больше не было никакой возможности мириться. Но Нина не отказала, только посмотрела на него виновато, даже испуганно.
Добрую половину танца они молчали, избегая смотреть друг на друга. А потом их взгляды встретились, и отчужденность разом пропала, точно ее никогда и не было. Перебивая друг друга, сердясь и смеясь, ничего не говоря о любви прямо, они признались, что любят и не могут больше мучиться, не могут не быть вместе. Потом Нина вдруг заплакала, уткнувшись лицом в его плечо, и пришлось выйти из зала на свежий воздух, где так банально, точно в кино, светила полная луна. Стоя в тени старого тополя, они поцеловались. Притянув Александра за шею рукой, Нина поцеловала его еще раз и прогнала, сказав, что ей нужно прийти в себя и успокоиться.
Взъерошенный и счастливый, Гирин послушно вернулся в зал и пребывал в некой прострации до тех пор, пока к нему не подошел Колька Баралов. Здоровяк Колька скептически оглядел Александра, неопределенно хмыкнул и предложил пойти в буфет — откушать шампанского. Выстрелив пробкой в потолок, Баралов молча наполнил бокалы.
— За что? — спросил Александр.
— За легкокрылую удачу! — плутовато улыбнулся Колька и, ставя уже пустой бокал, казавшийся в его лапище скромной рюмочкой, присовокупил коротко: — Молодец!
— Ты о чем?
— Да ладно тебе! Правильно, что объяснился, сколько можно было мучить и ее и себя? Отличная будет подруга. Завидую!
У Александра опустились руки: всегда так — все и все знали о его сердечных делах, только сам он не знал ничего! Гирин был и благодарен другу за эту поддержку, и злился на него за то, что он совался не в свои дела. А тот, снова наполняя бокалы, как бы мимоходом сказал:
— А если ее дражайший супруг будет вякать, скажи мне — я его быстренько приведу в порядок.
— Ты что, спятил?
Колька поморщился и повел пудовыми плечами:
— Не о физическом воздействии я глаголю, брат мой. Он немножко нехороший, этот Леонид Аркадьевич.
— Как это немножко нехороший?
— Сволочь, проще говоря. Известный бабник! Я его засекал несколько раз. Нина все равно уйдет от него рано или поздно. — И Баралов со своей доброй, плутоватой улыбкой поднял бокал с игристым вином: — За вас обоих!
Все должно было решиться на свидании, назначенном на восемь часов вечера. А свидание не состоялось.
Глава 15
Александр так задумался, что его вернул к действительности лишь голос Дийны:
— О чем вы размечтались, Саша? — Девушка усаживалась напротив него возле «обеденного стола».
Гирин заколебался — говорить ей или нет о ее загадочном сходстве с Ниной? Конечно, случай сам по себе очень любопытный, но ведь особый смысл и цену он имеет лишь для Александра! Какое дело Дийне до молодой женщины, которую любит Гирин и которая живет так далеко отсюда — за восемьдесят тысяч световых лет? Что по сравнению с этим чудовищным расстоянием сказочные «за тридевять земель»? А сходство было! В этом Александр убедился еще раз, разглядывая сейчас Дийну вблизи. Это было не сестринское, не родственное сходство, когда лица отливаются в одной, и той же, но каждый раз как-то по-особому видоизменяемой форме. Это было сходство другое, не столь внешне заметное, но духовно глубокое, которое проявляется, несмотря на различия в прическе, цвете кожи и отдельных чертах лица. Два разных слепка с одной и той же духовной сущности — вот что такое были Нина и Дийна. И никакие восемьдесят тысяч световых лет тут были ни при чем!
— Вы разглядываете меня как музейный экспонат! — Дийна облокотилась на пень, в свою очередь приглядываясь к Гирину. — Что такое стряслось с вами?
Близко заглянув в неземные, серебряные глаза Дийны, Гирин окончательно решил ничего не говорить пока о ее странном сходстве с Ниной.
— Я думаю о том, что сейчас там происходит. — Гирин кивнул на сказочный розоватый костер, отблески которого ложились на траву и на листву низко расположенных ветвей.
— Протоформа превращается в крылья, на которых вы полетите вместе со мной в лагерь. Только и всего!
— А можно я поближе рассмотрю эту самую протоформу?
— Пожалуйста.
Девушка достала из подсумка серебристый шарик и положила Гирину на ладонь. Протоформа и правда походила на жемчужину, но была гораздо тяжелее, точно налита ртутью. Перекатывая этот весомый шарик на ладони, Александр снова как-то ненароком, по инерции обратился мыслями к далекой Земле, к Нине. Гирин видел настоящий жемчуг всего один раз в жизни — в Кремле, в Оружейной палате. Увидел и страшно разочаровался: жемчужины, украшавшие древние изделия и царские одежды, были тусклыми и невзрачными, будто потухшими. Честное слово, тот дешевенький поддельный жемчуг, который Александру доводилось видеть на девичьих шейках, был куда ярче и красивее! Позже Александр узнал, что жемчуг совсем как человек — живет, красуется, сверкает, а потом стареет, тускнеет и умирает, превращаясь в невзрачные округлые камешки. И чтобы жемчуг жил дольше, надо не прятать его в шкатулки, шкафы и сейфы, а носить так, чтобы он касался теплом и дышащей человеческой кожи. И с тех пор, как Александр узнал об этом, жемчуг стал ему как-то по-особому дорог, стал понятнее и роднее всех других драгоценных камней. Он решил, что, как только Нина станет его женой, он тотчас купит ей пусть маленькую, но все-таки настоящую ниточку жемчуга. И пусть она носит ее не по праздникам, а всегда — каждый день.