Дальняя дорога
Шрифт:
— Разряд ионосферы на приёмные антенны. — Тим кивнул головой на юго-запад. — Там, в горах, ионосферно-аккумуляторные станции.
— Ничего себе — санаторное уединение, — пробормотал Лорка, все ещё глядя на небо.
— Зато нет бестолковых гроз, ураганов и вихрей. Ради этого стоит два-три раза в день поморгать глазами.
— А ночью?
— Упаси Бог! Ночью это безобразие запрещено — ослепнуть можно. — Тим помолчал, поглядывая на товарища. — Федор, я бы хотел, чтобы то, что я сейчас скажу тебе, осталось между нами.
— Да
— Ты только не подумай, что я шучу. — Тимур хмыкнул, как-то странно поглядывая на товарища. — Ты говоришь, врачи уверены. А я вот не уверен, что остался прежним Тимуром Корсаковым.
Лорка не сразу переварил услышанное.
— Что? Не понимаю!
— И не надо. Если я расставлю точки над «и», то начнётся волокита. Ты, как командир разведотряда, сочтёшь нужным сообщить обо всем Ревскому. Тот, тоже из чувства долга, информирует Совет космонавтики. И не исключено, что не видать мне Кики как своих ушей. А мне надо быть на Кике. Для успеха предприятия, понимаешь?
Разглядывая Тима, Лорка покачал головой.
— Нет, так и не понимаю.
— Я же говорю, и не надо! — с сердцем сказал Тимур. — Ты просто поверь мне, как верил раньше. Как только наш корабль выйдет на разгон, я расскажу тебе обо всем без утайки.
Лорка молча смотрел на своего друга, точно хотел прочитать его мысли.
— Федор, — укоризненно проговорил Тимур, выдерживая его испытующий взгляд, — я ведь мог и не говорить тебе ничего. Но я сказал. И ровно столько, сколько сейчас нужно.
— Ну, будь по-твоему. — Лорка встряхнул Тима за плечо. — Возьму грех на душу, промолчу.
Проводив взглядом глайдер, на котором улетел Лорка, Тим сложил в стерилизатор грязную посуду, подбросил в костёр несколько сучьев и задумался, глядя на огонь.
— Пожалуй, я поступил именно так, как и должен был поступить, — подумал он вслух и, словно спохватившись, достал из кармана обрывок бумаги, которая обычно используется для упаковки продуктов. На клочке была безграмотная надпись, сделанная корявыми, прыгающими буквами.
Глава 4
Дверь Лорке открыл не Соколов, а невысокая худенькая женщина с огромными темно-карими глазами и пышной копной светлых волос, которая казалась тяжеловатой для тонкой стройной шеи. Лицо типично русское, а вот в особой грации фигуры и фарфоровой белизне кожи проглядывали классические японские черты — причудливо перепутались расовые признаки в двадцать третьем веке.
— Татьяна Соколова? — спросил Лорка, позаботившийся узнать имя жены эксперта.
— А вы Федор Лорка, — безо всякого воодушевления констатировала хрупкая женщина. — Входите.
Когда Федор проходил коридором в гостиную, одна из дверей вдруг приоткрылась и оттуда выглянули две пары живых и любопытных черненьких детских глаз.
Гостиная была простой и, если можно так выразиться, естественной. Обычные стены, обыкновенная мебель — стол, кресла, огромнейшая тахта, на которой могла разместиться вся семья Соколовых. В стене напротив тахты угадывался экран стереовизора, на полу — мягкий ковёр-мат, на котором удобно лежать, бороться, заниматься акробатикой и вообще делать все, что угодно детской душе. Ничего ультрасовременного вроде светящихся потолков, стен меняющейся расцветки или конформной мебели.
— Александра срочно вызвали в агентство, — сказала Татьяна, усаживаясь напротив Лорки. — Он поручил мне извиниться перед вами. Он скоро вернётся, иначе бы сообщил о задержке.
— Я не тороплюсь.
В коридоре послышалась какая-то возня, приглушённый смех.
Татьяна насторожилась, по её губам скользнула улыбка.
— Вы, очевидно, не работаете? Я имею в виду обязательную работу.
— Нет, я работаю. — У жены Соколова был чистый, мягкий голос, говорила она негромко, глядя на Лорку серьёзными неулыбчивыми глазами. — Я энергетик. Неделю посменно дежурю на центральной энергостанции Гренландии, а две отдыхаю дома. И тогда дети со мной.
— А когда вас нет?
— В интернате. Саша любит детей, но по-настоящему заботиться о них ему некогда. Вызовы, отлучки, разъезды. Очень беспокойная работа.
Лорка слушал её с улыбкой, но Татьяна ни разу не улыбнулась ему в ответ.
— А у вас работа беспокойная?
Татьяна на секунду призадумалась, а потом своим мягким голосом решительно проговорила:
— Простите, Федор, но я не думаю, чтобы вас заинтересовал характер моей работы. И, честно говоря, я терпеть не могу так называемых светских бесед — обо всем и ни о чем.
Лорка невольно улыбнулся этой прямолинейности, но Татьяна лишь нахмурилась, в голосе её прозвучала нотка досады:
— Давайте перейдём к делу, Федор.
Лорка не мог удержаться, чтобы не поддразнить её.
— А у меня, собственно, к вам нет никакого дела. Она тряхнула пышными волосами, её глаза-вишни стали совсем сердитыми, но не злыми.
— У вас есть дело к моему мужу. А я — может быть, это старомодно и недиалектично — придерживаюсь позиции Фейербаха: лишь муж и жена — вместе — составляют настоящего человека, а по отдельности — это лишь половинки. Все, что касается мужа, касается и меня. И у нас нет тайн друг от друга.
Лорка хотел было возразить, что Фейербах говорил, не о муже и жене, а просто о мужчине и женщине, но передумал: по существу, Татьяна была права. И ещё он подумал, что, может быть, Соколов специально отлучился в «агентство», предоставив жене вести разговор?
Татьяна будто подслушала его мысли.
— Если вы думаете, что Александр специально подставил меня для разговора с вами, то ошибаетесь. Он не из тех, кто прячется за спины других.
Лорка мысленно согласился с ней, а Татьяна продолжала: