Дальняя дорога
Шрифт:
Впрочем, Ольге министерский пост и баронский титул ее мужа игрой вовсе не казались. Она чрезвычайно гордилась стремительным взлетом мужа и быстро осваивала роль светской дамы.
С большой радостью Артем обнаружил, что не ошибся в своей избраннице. Ни капли заносчивости или спеси. Она любила его столь же нежно, была столь же мила и приветлива как с князем и его окружением, так и с обслугой в замке.
А потом было торжественное вступление князя в Петербург. Была весна, пели птицы, и весь народ высыпал встречать нового правителя. И был министерский пост и много работы по “экономической реформе”, как
Глава 51
А в это время в Ревеле
А в это время в ливонском городе Ревель, в том самом городе, который через много лет должен был стать Таллинном, эдаким сошедшим с картинки о средневековых рыцарях туристическим раем, городе, в котором в этот момент действительно жило много рыцарей и всего прочего люда, которому положено было жить в средневековом европейском городе, у окна в доме, стоящем на улице Пик, сидел отец Паоло. Майское солнышко грело вовсю. Люди, уставшие от долгой и хмурой зимы, довольно щурились и подставляли свои лица под его лучи. Настроение идущих по улице было праздничное, но на душе у Паоло было пасмурно.
Уже больше месяца он жил здесь. Тогда, в конце марта, когда он вывел к Нарвской крепости рыцарей и ландскнехтов, не желавших оставаться в Ингерманландии под управлением русского князя, им позволили переправиться через Нарову и приказали встать лагерем за замком. Потянулись дни томительного ожидания. Через две недели к ним приехал рыцарь, предъявивший грамоту от Гроссмейстера Тевтонского ордена. Он объявил, что все рыцари и ландскнехты могут поступить на службу в Ливонский орден или пройти через его территорию куда хотят. С Паоло же у него состоялся длинный разговор. Священник был вынужден рассказать все, что знал о событиях, сопутствующих перевороту и короткому правлению короля Иоахима; Закончив рассказ, Паоло обратился с нижайшей просьбой пропустить его через земли ордена в его родную Италию, где он намеревался принять пусть самый маленький сельский приход и удалиться подальше от хитросплетений политики на этой окраине христианского мира.
В просьбе ему было отказано. С елейной улыбкой эмиссар Гроссмейстера Тевтонского ордена сообщил, что Кенигсберг намерен восстановить германское доминирование в Северной Руси.
– Мы не допустим тех безобразий, – сказал он, – которые допустили по недомыслию Гроссмейстер Альберт, Иоахим и вы. Однако ваш опыт и ваше знание этой земли бесценны для нас. Поэтому мы нижайше просим вас остаться здесь.
Несмотря на изысканные выражения, было ясно, что Паоло посажен под домашний арест. С тяжелым сердцем священник отправился в Ревель, где снял дом на улице Пик. Нельзя сказать, что он бедствовал. Уезжая из Петербурга, он прихватил с собой казну короля. Разумеется, значительная ее часть пошла на выплату “выходных пособий” рыцарям и ландскнехтам, перешедшим с ним Нарову. Но не забыл Паоло и про свое “выходное пособие”. Денег должно было хватить на покупку приличного домика в Италии и достаточно безбедную жизнь. Но сейчас он был вынужден сидеть в Ревеле, тупо уставившись на улицу. Единственное, чего он сейчас хотел, это вернуться в свою родную Италию и забыть
Дверь скрипнула, и Паоло повернулся, чтобы посмотреть на вошедшего. На пороге стоял граф Чиани.
– А, милый граф, какими судьбами? – вскрикнул Паоло, с огромным удовольствием переходя на родной итальянский.
– Услышал о печальных событиях здесь и поспешил узнать все сам.
– Да, граф, события необыкновенно печальные. Проходите, присаживайтесь.
Граф приоткрыл дверь и щелкнул пальцами. Тут же его слуга внес два золоченых кубка и кувшин вина.
– Я решил, что вы соскучились по хорошему итальянскому вину, – произнес Чиани.
– Как вы добросердечны, – произнес Паоло.
– Поддержать в беде соплеменника и собрата по вере – долг каждого итальянца, – произнес Чиани. Перстень с камнем небесно-голубого цвета на его руке сверкнул, когда он ставил перед Паоло кубок.
Они говорили долго. Слуга графа неоднократно ходил в соседнюю корчму за жареным мясом и другими яствами. Граф очень подробно расспрашивал Паоло о всех хитросплетениях восточной политики, в которых участвовал священник. Паоло все рассказал, не забыв упомянуть о своем страстном желании вернуться в Италию.
– Надеюсь, я смогу вам помочь, – произнес Чиани и снова блеснул своим небесно-голубым перстнем.
В конце разговора, когда Паоло, казалось, уже поведал все, что знал, и даже высказал все свои предположения и оценки, Чиани вдруг внимательно посмотрел на него и произнес:
– Мне кажется, вы не все рассказали, падре.
– Вы правы, – отозвался священник, – есть здесь нечто мистическое и необъяснимое для меня. Дело в том, что нами были найдены свидетельства присутствия в Ингермянландии агента некоего неведомого, но мощного языческого государства, поклоняющегося эллинским богам.
– Что? – Граф насторожился. – Расскажите поподробнее.
– Что рассказывать? – Паоло поднялся, открыл свой походный сундук и, порывшись, достал документы и деньги Артема, принесенные Филаретом. Граф принялся их внимательно разглядывать.
– Интересно, – произнес наконец он, – а кто человек, изображенный на этой, э-э-э, гравюре?
– Мы полагаем, что это и есть агент неведомого языческого правителя. К сожалению, арестовать его не удалось.
– Расскажите поподробнее все, что вы знаете о нем, с самого его появления в Петербурге, – полупопросил, полуприказал Чиани.
И снова слуга побежал в корчму, и снова потянулся длинный рассказ Паоло, прерываемый вопросами и уточнениями Чиани. Особенно сильно Чиани интересовал момент встречи Артема с Рункелем.
– Вы убеждены, что ни один, ни другой не искали друг друга? – спросил Чиани.
– Абсолютно, – ответил Паоло. – К великому сожалению, я сам свел их, в чем теперь раскаиваюсь.
– А этот Рункель, – произнес Чиани, – что вы думаете о нем?
– Хитрый, беспринципный интриган, – отозвался Паоло. – Когда он понял, что Гроссмейстер проиграл, переметнулся к Андрею.
– Ну что же, – сказал Чиани, поднимая кубок, – засиделся я у вас, милый Паоло. Большое спасибо за ваш рассказ. Все это было очень полезно и познавательно для меня. Давайте выпьем напоследок. Мне жаль покидать вас, но я обещаю, что сделаю все, чтобы вы долго не засиделись в этом Ревеле.