Дальше в лес…
Шрифт:
— Я знаю, что ты в мистику не веришь, — будто прочитал мои мысли Леший. — Правильно делаешь. Нет ее… Я тоже не верю ни в богов, ни в чертей, ни в добрых волшебников, ни в злых колдунов, зато я верю в волшебную силу искусства и в режиссеров, освобождающих ее для жизни. Эта сила повторно подарила тебе дочь!
— И я ее повторно не уберег!..
Сказать, что я был раздавлен этой правдой, это ничего не сказать. Это надо же умудриться — дважды получить для покровительства дочь и дважды ее потерять…
— Это как посмотреть, Кандид, как посмотреть… — вновь умудренным голосом уставшего гения произнес режиссер. — Ты дал ей возможность стать высшим существом.
— Да пошел ты! — бессильно огрызнулся я.
— Куда ты меня посылаешь, Кандидушка?
— К «Оскару» на хрен! — озверел я от растерянности.
— Да, пожалуй, «Оскар» наш, — не обиделся Леший. — Твоя доля пойдет в основание Фонда Кандида, — пообещал он. — Для поддержки родственников актеров, отдавших себя роли без остатка. Если ты сейчас выразишь устное пожелание, можно и все твое наследство на это употребить…
— Какое, к лешему, наследство?! — заорал я. — Забирай всё, но верни мне Наву!
— Спасибо, Кандидушка, я был уверен, что ты меня правильно поймешь… А Наву можешь вернуть только ты сам, я предоставляю тебе такую возможность.
— То есть? — насторожился я. Звучали в его голосе такие настораживающие нотки.
— Ты дождешься здесь своей Навы, а уж дальше вы сами решите, как будете жить…
— Значит, ты не заберешь меня отсюда? — удивился я. — Съемки же закончены!
— Съемки закончены, жизнь продолжается, — многозначительно произнес он. — Кино — это жизнь, жизнь — это кино.
— Ты меня уже задолбал этим слоганом! — не выдержал я.
— Это не слоган, а правда жизни, друг мой. Новое кино — это жизнь, которую не дано прожить дважды. Одна роль — одна жизнь… Ну, представь, что зрители, промочившие платья и рубашки слезами сострадания к тебе, вдруг встречают тебя на церемонии награждения «Оскаром» или, того хуже, после банкета по этому случаю… Они проклянут свои слезы и тебя, их испоганившего… Нет, Кандид, твоя жизнь всецело принадлежит искусству. Уж не обессудь — такова парадигма нового кино… Новой жизни… Ты не расстраивайся — я каждому в этом мире найду роль! С этим хамским бардаком надо кончать!.. Вот только закончу сценарий…
— Эй, Леший! — крикнул я. — Ты трезвый? Или нажрался? А скорее всего, под кайфом…
— Мой кайф — мое искусство, — изрек он явно для истории. — В данный момент наше с тобой, Кандид, искусство. Я просто балдею от того, что мы с тобой сотворили! А рейтинги и вовсе зашкаливают. Пипл стонет в оргазме.
— Глядя, как меня трахают в лесу все кому не лень?
— Сопереживая тебе, балбес развесистый!
— Постой-постой! Ты что, превратил кино в реалити-шоу? — застонал я от унижения.
— За кого ты меня принимаешь?! — обиделся голос. — Твой мыслительный и словесный понос фильтруем, натуральный кишечный тоже, всяких побочных образных и словесных игровых ублюдков тоже в помойку выплескиваем… Монтаж — дирижирование режиссера. Не бойся, шедевр идет к зрителю чистым.
— Спасибо, утешил, — вздохнул я. — Сильно подозреваю, что ты и ребеночка — в помойку… Слушай! — вдруг заинтересовался я (выходит, соображать стал). — А как тебе удается снимать, когда все закрыто деревьями, да и вообще никакой съемочной аппаратуры не видно, разговаривать вот со мной? Как мне удавалось заставлять всех вокруг действовать по сценарию?
— О, современные технические возможности выходят далеко за пределы предполагаемого великим актером, — улыбнулся он покровительственно.
— Это ты про меня?
— Естественно, Кандид. А я — великий режиссер, — ответил он без ложной скромности, которой, впрочем, я никогда за ним не замечал.
— И какие же это возможности?
— Зачем тебе голову забивать, Кандидушка? Ни к чему тебе это знать в лесу…
— В лесу, возможно, и ни к чему, а на планете — в самый раз!
— Да пожалуйста, — раздобрился он на информацию. — Я снимал то, что видел ты… А ты вел себя профессионально — давал по большей части великолепные планы. Ну и спутник все время над лесом висел, все, что мог, снимал в разных участках спектра. Зонды запускали, когда назревала необходимость. Иногда через тебя удавалось ретранслировать то, что видели другие, особенно Нава. Она с тобой вживую контачила. Уж не знаю, дочка она тебе или жена, а родная душа — техника не врет.
— Но телепатии вроде бы не существует, а если случается, то требует бешеных затрат личных усилий и энергии! У людей, я имею в виду; людены — отдельная статья. Как тебе удавалось писать мои видения и мысли? Или я уже так безнадежно отстал от жизни? — требовал я информации: мне необходимо было понять, как все происходило, чтобы определить, блефует он или говорит правду.
— Не знаю, как там насчет телепатии, — признался Леший. — Но все элементарно, Ватсон… Человеческая речь сопровождается вполне определенными биофизическими процессами, которые при современном уровне техники очень четко фиксируются. То же со зрительной информацией — с ней даже проще: снимается с сетчатки и нервных окончаний, дальше — дело техники… Мысли… Оказывается, человек — относительно простой механизм: он мыслит словами, а слова оные, которыми он мыслит, непроизвольно проговариваются им, не превращаясь в звуковую речь, но нужные биофизические процессы происходят. Их-то я от тебя и имел. С образным мышлением чуть сложнее, но механизм близок к считыванию зрительной информации. Конечно, все более смазано и расплывчато, но путем компьютерной обработки информация превращается во вполне кинематографичную или, если угодно, фантоматографичную. И эта обработка идет в режиме реального времени.
— И что, ты любого человека умеешь так видеть?
— Да нет, Кандидушка, пока только тебя, — признался Леший, облегчив мне душу: я уж полагал, что дело совсем плохо. — И это влетело мне в копеечку!.. Но не волнуйся за меня — уже окупилось! Фильм еще не показан до конца, а уже окупилось! Теперь новое кино не остановить! Финансы не то что пошли, они потекли бурным потоком.
«Мутным…» — подумал я.
— Бурный всегда мутный, — отреагировал он. Ему было все равно, говорю я или думаю.
— А как со мной это удалось? — задал я естественный вопрос.
— Неужели ты не помнишь? — удивился он. — С твоего согласия ты прошел через несколько операций, да не морщись, без скальпеля, — засмеялся он, уловив мои представления этих операций. — Тут все тонко, на уровне генной наноинженерии и уникальных технологий ее. Ты стал гипномонстром: ты излучаешь со страшной силой, поэтому тебе ничего не стоило заставить всех плясать под свою дудку и благополучно передавать информацию мне. Ну, про все технические тонкости приема, усиления и передачи рассказывать скучно, да я в этих мелочах и не разбираюсь, но принцип такой. Ты сам согласился на это, у меня есть письменное, и звуковое, и видеосогласие твое, подтвержденное нотариально.