Дальше живут драконы
Шрифт:
В сорок пятом году – началось второе аннамское восстание, еще более крупное и опасное. Среди мятежников – более половины составляли переодетые в гражданское китайские солдаты. а командовали восставшими – переодетые японские офицеры флота и разведки. И тут североамериканцы совершили большую ошибку. И тут североамериканцы совершили очень большую ошибку. Как известно, на побережье располагались три части Индокитая. На севере был прокитайский и буддистский Тонкин, на юге – проевропейская и в основном христианизированная Кохинхина. Между ними – длинной полосой располагался Аннам, с французской администрацией из переселенцев, в котором было всех помаленьку – и христиан, и буддистов, и представителей горных племен, которые были в основном язычниками и анимистами и ненавидели население побережья. Но подавить мятеж – было еще возможно! Вот только – разработки ядерного оружия подошли к концу, и Вторая мировая война – жарко дышала в лицо и североамериканцы – не хотели подойти к ней со связанными руками и воевать на два или более фронтов. В этих условиях, они совершили критическую ошибку – согласились на отделение от Индокитая прокитайского Тонкина и провозглашение ассоциации Тонкина, Аннама и Кохинхины. Японцы приняли это – и тут же принялись насаждать буддизм в Аннаме и даже в Кохинхине, а так же засылать агентов и организовывать партизанскую войну. К этому времени – у японцев уже были сильные позиции во вьетнамском сопротивлении. Японцы – поддерживали сопротивление как антиевропейскую
Так получилось, что к моменту заключения мира – страна уже была расколота. На юг стекались французы, не желавшие жить в постоянной опасности, христиане, рыбаки – на север уходили буддисты, крестьяне. В Аннаме, теперь расколотом надвое – правили французы, но не напрямую, между ними и народом всегда кто-то был. Нежелание полностью взять на себя ответственность за судьбу страны, как взял ее полковник Де ля Рокк – тоже сыграло свою роль. До одна тысяча девятьсот сорок пятого года – между французами и населением стоял король, а когда в сорок пятом не стало короля – провозгласили республику и «избрали» президента. Им стал Нго Динь Дьем. Родился он в одна тысяча девятьсот первом году в семье крупного королевского чиновника, удалившегося от двора в знак протеста и в связи с несогласием с политикой Короля. По вероисповеданию он был католиком, имел профранцузские взгляды – и постепенно поднимаясь по служебной лестнице стал премьер – министром в правительстве последнего императора династии Нгуен Бао Дая. Его звездный час пришел после подавления восстания сорок четвертого года – он сумел поставить вопрос о том, при какой власти дальше жить Вьетнаму – при королевской, или при представительной демократии. Учитывая то, что представительная демократия дает больше возможностей для манипуляций – французы согласились провести референдум по этому вопросу. Референдум проходил в обстановке беспрецедентного давления, в частности нанятые Дьемом люди убивали буддистских монахов, агитировавших за монархию – это до предела обострило взаимоотношения между христианами и буддистами в стране. На референдуме 98.2 % проголосовавших высказались за представительную демократию, при том, что в Сайгоне было подано шестьсот тысяч бюллетеней при общем населении города в четыреста тысяч человек. Нго Динь Дьем стал президентом, христианским президентом в преимущественно буддистской стране, а премьер – министром сделал своего младшего брата Нго Динь Ню, который тоже был христианином и по молодости увлекался троцкизмом. Они въехали в Императорский дворец, и стали жить – поживать, править во многом чуждой им страной. Оба брата – были до предела коррумпированы и развращены и большей частью не правили страной, а занимались укреплением режима личной власти, расправляясь со своими политическими противниками, теми, которые были на самом деле, и теми, которые были ими выдуманы. Но французов правление Дьемов устраивало, потому что в отличие от Короля они опирались на католическое меньшинство и вели профранцузскую политику во всем. Младший брат женился на женщине вдвое моложе себя по имени Чан Ле Суан, она была вьетнамкой и исповедовала буддизм – но по-вьетнамски говорила с трудом, а писать и вовсе не могла. Она жила в бывшем королевском дворце и по слухам была женой обоим братьям, а так это или нет – вряд ли кто-то уже узнает. В общественной жизни страны – царило католическое насилие. В армии – продвижение получали только католики и откровенно профранцузски настроенные офицеры, в спецслужбах – католики были целиком. Это приводило к тому, что одни офицеры отрекались от буддизма и переходили в католичество, а другие – искали контактов с врагами, с прокитайским Тонкином и занимались подрывной деятельностью. Кроме того – католические священники, в основном новообращенные из местных создавали боевые дружины, получали оружие, громили и поджигали буддистские храмы, насильственно обращали в католическую веру крестьян. а кто отказывался – расстреливали на месте или сжигали в собственных домах вместе со своими семьями. Все это творилось в Аннаме, в Кохинхине такого не было, но Кохинхина и была в основном христианской, а вот в Аннаме шла жестокая религиозная борьба. И все это – коррупция, преследования буддистов, разврат, сомнительная легитимность власти – играла на руку Тонкину и готовила почву для сильнейшего социального взрыва.
Он произошел на следующий год после Парижских договоренностей.
Одиннадцатого мая шестьдесят третьего года потрепанный голубой седан остановился на перекрестке бульвара Фан Динь Фунг и улицы Ле Ван Дует в Сайгоне. Машина ехала медленно, за ней – пешком шла процессия, в которой было около трехсот пятидесяти монахов. До этого – иностранные корреспонденты в Сайгоне были оповещены о том, что им надо быть в этом месте и в это время, так как произойдет что-то необычное – так что перекресток к моменту акции был полон, движение остановилось. Из машины вышли три буддистских монаха, старшим среди которых был Тхить Куан Дык. Он был довольно высокопоставленным членом буддистской общины и надзирал за строительством новых храмов. Один из монахов, сопровождавших его, положил на асфальт подушку. Дык сел на подушку и второй монах вылил ему на голову пять галлонов бензина из канистры, которую достал из машины. После чего – Дык прочитал молитву, чиркнул спичкой и поджег себя. Один из монахов заорал в мегафон: «Буддийский священник сжигает себя. Буддийский священник становится мучеником.» За месяц до этого, в праздник Весак (день рождения Будды) армия и службы безопасности открыли огонь по процессии буддистов, убив девять и ранив несколько десятков человек. Массовые беспорядки охватившие после этого страну, уже было пошли на убыль – но после самосожжения Дыка – возобновились с новой силой. Самосожжение совершили еще несколько буддистских монахов.
Вскоре после этого – произошел государственный переворот, в ходе которого оба брата Дьем были убиты. Их расстрелял на дороге в Таншоннат, североамериканскую военную базу в Кохинхине
За переворотом и убийством Дьемов явно видны руки разведывательной службы САСШ. САС довольно долго избегали прямого вмешательства в конфликт. Им принадлежала Кохинхина, наиболее европеизированная и христианизированная часть Вьетнама, а между Кохинхиной и Тонкином – лежал французский Аннам, который и стал основным яблоком раздора. Однако, к началу шестидесятых стало понятно, что остаться в стороне от схватки не удастся и опасность угрожает самой Кохинхине. Проанализировав ситуацию, американцы сделали вывод, что основным раздражителем является режим Дьемов и французы, поощряющие агрессивный католицизм и раскалывающие страну. Следовательно, стоит только убрать Дьемов и призвать к порядку французов – и все будет в порядке. Анализ был правильный – вот только несвоевременный. Страна имела за спиной восемнадцать лет ненависти, антиевропейской пропаганды, притеснений и просто сказать: окей, ребята, а сейчас мы начнем все сначала – было уже недостаточно. К тому же – убийство Дьемов и вообще – активная экспансия североамериканцев в Кохинхине вызвала неприятие и противодействие французской общины. Тогда мир был совсем другим… мир где господствовали белые и никто даже не рассчитывал возможности того, что кто-то другой может взять верх. Белые могли ссориться между собой – но это были белые дела, дела для белых, счеты белых. Про то, что кто-то может воспользоваться этим и поднять восстание, и смести всех и правых и виноватых – никто даже и не думал.
Североамериканцы послали сначала четыре тысячи военных советников, потом двенадцать тысяч. Потом – дивизию морской пехоты. И так, в течение буквально нескольких лет, численность контингента североамериканской армии в регионе перевалила за триста тысяч человек. Поводом к общему вторжению североамериканцев – стала провокация в Тонкинском заливе, когда разъяренные и подогретые антиевропейской пропагандой буддисты (а возможно и японские солдаты, затесавшиеся их ряды) атаковали стоящий в гавани Хайфона американский стационер. А потом, когда сыграли тревогу и корабль вышел в море – преследовали и обстреляли его еще и в море. Все это – послужило поводом для широкомасштабного вторжения североамериканцев в Индокитай – которое, как потом оказалось, уже ничего не решало.
Казалось бы, полномасштабное вторжение североамериканцев на территорию, которую Японская империя еще в конце сороковых совершенно определенно отнесла к территории «Сферы» должно было вызвать полномасштабную войну в Азии. Однако, не вызвало (возможно, если б вызвало, было бы и лучше). У североамериканцев – был в рукаве козырь, который они бросили на стол в самый последний момент – и который смешал игрокам за столом все карты, превратив короткую и жестокую войну с определенным победителем и проигравшим в конце – в нечто катастрофическое, в нечто бесконечное, чему не видно ни конца, ни края, и что причиняет бесчисленные страдания многим миллионам людей – и даже самые умные люди на земле не знают, как это все прекратить.
В шестидесятом году – произошла встреча на высшем уровне Императора России и Президента САСШ. Она произошла во Владивостоке, городе, который многие называли «русским Сан-Франциско» и новым фронтиром. На этой встрече, во многом исторической – были закрыты счеты, существовавшие со времен Великой войны и подписан договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи. По нему, в частности – американские промышленные тресты допускались к разработке богатств Сибири и строительству промышленности вплоть до Урала, а американские верфи – получали заказ на четыре сверхтяжелых атомных ударных авианосца для русского флота, причем два должны были быть построены в САСШ 31 , а оставшиеся два – на верфях, которые американские инженеры должны были построить во Владивостоке. Американцы и до того участвовали в индустриализации России – но на вторых ролях, потому что после Великой Войны преимущества были предоставлены Германии. И отказаться от них было нельзя, поскольку Россия была внутренне слаба и отказ мог послужить основанием для образования антирусского, англо-германского блока. Сейчас же – американцы получили права равные с немцами, и это значило, что Россия достаточно сильна, чтобы уже не быть придатком Великой Германии.
31
Ничего такого в этом не было, например крейсер Аврора – был построен для русского флота на американских верфях. И это лучше, чем как сейчас не иметь нормальных авианосцев вообще.
К договору было заключено несколько секретных протоколов. Один из них – предусматривал, что если Япония нападет на одну из стран, Россию или САСШ – другая сторона обязана прийти на помощь, но только по просьбе страны, подвергшейся нападению. Согласно другому – Россия признавала себя гарантом сохранения христианства в Индокитае и признавала невозможным ликвидацию Кохинхины как христианского государственного образования в регионе. В этом случае – Россия выступала в привычной для себя роли защитника христианства – хотя в данном случае мотивы были сомнительными, ибо в Кохинхине не было православия, а было католичество, относившееся к России крайне негативно. Но и у России в данном случае были свои враги – Япония – и свои интересы. Таким образом, Япония, когда пришла пора действовать, обнаружила, что над ее китайскими владениями нависает Российская Империя, готовая пойти в наступление с севера. Не вызывало сомнений то, что Североамериканские соединенные штаты призовут Россию на помощь в случае начала большой войны, а Россия на помощь придет. Таким образом, открытая война исключалась, и у Японии оставался только один выход – долгая, партизанская война на истощение, без явного вмешательства со своей стороны в ситуацию в регионе – чтобы не дать САСШ повод бомбить бывший Китай, а то и Метрополию. Кроме того, перед игроками – Англией и Японией встала чрезвычайно сложная политическая и геополитическая задача – разрушить союз России и САСШ и сделать так, чтобы в случае нападения на одну из стран Тихоокеанского союза – она просто не захотела бы обращаться к другой за помощью.
Эта задача – уникальная по сложности, кстати – была успешно решена только к 1980 году.
Но пока – на дворе был год одна тысяча девятьсот шестьдесят восьмой. Год неспокойного солнца…
Это был год крысы по вьетнамскому Лунному календарю. Год неспокойного солнца, как его называли другие. Год начала конца…
Это была его вторая командировка в Индокитай – во время первой он работал под чужим именем, и ему хотелось надеяться, что он остался не раскрытым противником. Возможно, так оно и было – потому что его не похитили и не убили до сих пор. Хотя возможностей к этому было предостаточно. Эту командировку он работал официально, как флота капитан – лейтенант Владимир Воронцов, подданный Императора Российского. Член миссии военных наблюдателей Парижской контрольной комиссии. Теоретически – лицо, защищаемое международным правом и потому – неприкосновенное. Практически – война уже перешла в ту стадию, когда обе стороны озверели, и от любой из них – можно было ждать всего, чего угодно. Поэтому, помимо положенного ему по чину пистолету, он обычно носил еще пистолет пулемет, пряча его под одеждой и в сумке. И гранату – хотя бы для себя.