Дама из Байе
Шрифт:
— У Сесиль есть возлюбленный?
Если даже возмущение Мегрэ не было искренним, то по крайней мере он убедительно изобразил его. И воспользовался случаем, чтобы вытащить из кармана трубку.
— По крайней мере два года! Два года, как они встречаются каждый вечер! Его зовут Жак Мерсье. У него с приятелем какое-то транспортное предприятие. И необходимо заметить, что его родители полностью разорились несколько лет назад.
— Трудно поверить! И вы рассказали об этом тете?
— Разумеется. А почему бы и нет? Разве
— Без сомнения.
— И именно тогда моя тетя окончательно решила расстаться с Сесиль. Но не объявляла об этом, потому что боялась мести. Я предложил ей переехать к нам в дом. Я готов был предоставить в ее распоряжение второй этаж.
— И когда же вы говорили с тетей об этом?
— Ну… да, это было позавчера.
— И достигли соглашения?
— Не формально. Но договорились в принципе.
— И все-таки вы, насколько я понимаю, не обвиняете Сесиль в убийстве вашей тети?
Филипп резко вскинул голову.
— Я и слова не сказал об убийстве. Если она говорила вам об этом, то, значит, она просто сошла с ума от злости. Моя тетя скончалась от сердечного приступа. Доктор засвидетельствовал это в своем сертификате.
— Итак, значит, вы не обвиняете Сесиль в убийстве вашей тети?
— Я наверняка бы это сделал, если бы не был уверен, что моя тетя умерла своей смертью.
— Еще один вопрос, месье Делижар. Ваша тетя умерла около пяти часов, не так ли?
— Вскоре после пяти. По крайней мере так мне сказала жена. Я сам здесь в это время не был.
— Так. Но в четыре часа мадам Круазье не было дома?
— Каждый день к четырем часам она ходила к дантисту.
— Вы не знаете, когда ваша тетя вернулась домой?
— Около пяти, насколько мне известно. Приступ начался, как только она пришла. Она скончалась прежде, чем ей смогли помочь.
— Это случилось в ее спальне?
— Да. В комнате в стиле Людовика Четырнадцатого, на втором этаже.
— И ваша жена была рядом?
— Она поднялась наверх сразу, как только тетя открыла дверь и позвала на помощь.
— Разрешите спросить, а где вы были в это время?
— Я надеюсь, инспектор, что эти вопросы не значат, что вы меня допрашиваете? Учтите, что я не потерплю никакого допроса.
— Разумеется, нет. Но мы должны же доказать абсурдность заявлений мадемуазель Сесиль.
— О, конечно… Я был в моем клубе. Я выхожу из дома в половине пятого или без четверти пять и для моциона иду через город пешком. В пять я сажусь за бридж, а в половине восьмого за мной приезжает машина и отвозит меня домой.
— Вы узнали о несчастье в клубе?
— Точно так.
— А когда вернулись домой…
— Моя тетя была мертва, и у нее уже был доктор.
— Ваш доктор?
— Нет. Он слишком далеко живет. Моя жена вызвала врача, живущего по соседству. Но он уже ничего не мог сделать.
— А слуги?
— Арсен, шофер, был выходным. Лакей был на первом этаже. А кухарка, я полагаю, — на кухне. Есть ли у вас еще вопросы, инспектор? Я обязан быть с теми, кто пришел в мой дом, чтобы выразить соболезнование. В любой момент может прийти городской судья, президент моего клуба. Я думаю, что лучше всего строго предупредить Сесиль. Если же она будет и в дальнейшем распускать клевету, я добьюсь ордера на ее арест.
Филипп Делижар, наверно, удивился легкой улыбке, шевельнувшей губы Мегрэ. Инспектор уже несколько минут не сводил взгляда с зеркала, висящего над камином, в котором отражалась закрытая портьерой дверь. Портьера несколько раз шевельнулась, и в какой-то момент инспектор увидел бледное лицо, которое могло принадлежать только мадам Делижар. Мегрэ подумал, слышала ли жена, как ее супруг «по-мужски» исповедовался в жизни светского мужчины.
— До свидания, инспектор. Я надеюсь, что после объяснений, которые я вынужден был сделать, мой траур впредь не будет нарушен. Лакей проведет вас к выходу.
Филипп позвонил, сдержанно поклонился полицейскому и размеренными шагами удалился через закрытую портьерой дверь.
Четверть часа спустя Мегрэ сидел в кабинете прокурора, сдержанный и ироничный Мегрэ, и с сожалением крутил в кармане трубку. Прокурор Кана был не из тех, кто позволяет курить в своем кабинете.
— Ну и как, инспектор? Вы поговорили с девушкой?
— И не только с ней.
— И каково же ваше мнение? Чепуха, не так ли?
— Наоборот. У меня такое чувство, будто бедная старуха покинула наш грешный мир не без посторонней помощи. Но кто помог ей? В этом-то и вопрос… И еще один вопрос: вы в самом деле хотите узнать правду?
Гостиница святого Георгия была одной из тех маленьких гостиниц, которые можно найти в любом городе, гостиниц, о которых вы никогда не услышите, пока кто-нибудь не пошлет вас туда. Постояльцами ее были священники, фанатичные девы, старики — в общем все, кто в той или иной мере связан с истинной верой — от церковных служак до торговцев свечами.
Вестибюль гостиницы был уставлен стульями с соломенными сиденьями. Мегрэ ждал уже полчаса. Старушка, сидевшая рядом, несколько раз отрывалась от своего вязанья и бросала суровые взгляды на синий трубочный дым, обвивавший канделябры.
«А ты, дорогой, ждешь ту же, что и я», подумал Мегрэ сразу, как только увидел молодого человека, нервно ходившего по вестибюлю и через каждую минуту поглядывавшего на часы.
За полчаса ожидания мужчины кое-что узнали друг о друге, хотя и не обменялись ни одним словом. Ход мыслей молодого человека был несложен: «Так вот каков этот знаменитый инспектор, о котором говорила Сесиль. На вид он неопасен… толстоват, добродушен… Что его привело в гостиницу? Наверно, есть какие-нибудь новости…»