Дама из долины
Шрифт:
— А любовь? — спрашиваю я.
— Со временем он найдет себе женщину, — отвечает Эйрик. — Он пользуется невероятным успехом у женщин. Такие мужчины недолго остаются одинокими.
Когда Эйрик подъезжает к зданию интерната, у меня возникает чувство, будто я после бурной жизни на побережье Финнмарка попал в монастырь. Перед входом курят Таня Иверсен и еще несколько девушек. Господи, думаю я, ведь она моя ученица! Как я мог быть настолько глуп, что пообещал с ней заниматься? Я как будто нарочно выбираю то, что отвлечет меня от моей цели.
Я
— Отдохни, Аксель, — устало говорит она. Я уже заметил, что она предпочитает не разговаривать со мной в присутствии Эйрика. Интересно, а с Гуннаром Хёегом она при нем тоже не разговаривает?
— Когда мы с тобой будем играть? — спрашиваю я.
— Не заставляй меня нервничать. Всю следующую неделю я буду занята.
— И будешь жить в Киркенесе?
— Да. — Она не смотрит на Эйрика.
— Я помню, — говорит он.
— А через неделю?
— Через неделю будет легче. Я приеду сюда. Вот тогда и будем играть.
— Вы уже договорились о том, что будете играть? — Эйрик доволен.
— Да. Брамса. Если я осмелюсь.
— Конечно, осмелишься, дорогая. — Эйрик целует Сигрюн в щеку. — На той неделе мы с несколькими учениками пойдем в поход и будем ночевать в чуме. Землянка будет в вашем распоряжении.
Он помогает мне достать тяжелый чемодан. Эйрик на тридцать сантиметров ниже меня, но достаточно силен, чтобы на одном пальце покрутить чемодан у меня над головой. Он все поставил на карту. Мне не хочется об этом думать.
Я оглядываюсь по сторонам. Из-за снежно-белого дневного света место выглядит незнакомым. Но мне приятно снова вернуться сюда. Несколько учеников проходят мимо и весело со мной здороваются.
— Они рады, что ты вернулся, — говорит мне Эйрик.
— А вот и Таня Иверсен, — говорит Сигрюн с улыбкой, оглядывая высокую самоуверенную девушку.
Сигрюн быстро дружески целует меня в щеку. Эйрик обнимает как старого друга. И они уезжают к своей Землянке.
Я останавливаюсь перед дверью интерната и немного смущенно здороваюсь с Таней. Она отошла от других девушек, словно давая понять, что хочет поговорить со мной наедине.
— Надеюсь, ты не забыл меня? — Она глубоко затягивается.
— Дашь затянуться? — спрашиваю я, чувствуя, как мне хочется курить.
— Я сделаю тебе самокрутку.
Она облизывает бумагу.
— На этот раз обычная самокрутка, — улыбается она.
Я глубоко затягиваюсь.
— Завтра у нас первый урок, — говорю я.
— С чего мы начнем?
— Решай сама.
— Но ведь учитель ты?
— Именно поэтому, — отвечаю я.
Вечер с учениками
Это монастырь, думаю я и прячу бутылки с водкой, привезенные из Киркенеса, подальше в платяной шкаф, стоящий в моей скромной комнате. Коричневое пианино ждет меня. Комната напоминает тюремную камеру. Отныне только хлеб и вода, думаю я. Ложусь на кровать и смотрю на белый потолок. Здесь я должен учить концерт Рахманинова.
Аня и Марианне словно смыты горячей водой.
Ужинаю я вместе с учениками. Обычный и козий сыр, паштет в желтых баночках, икра «Миле» в тюбиках и блюдо с селедкой. А еще то, что мы в Норвегии называем итальянским салатом — натертая морковь и кусочки мяса, заправленные майонезом. Хлеб и маргарин. В больших кувшинах молоко и вода.
Ученики здороваются со мной, словно я один из них. Я быстро нахожу с ними общий язык. Они расспрашивают меня, как прошло турне. Я сижу за тем же столом, что и Таня Иверсен. Она сидит напротив меня и почему-то делает вид, что мы незнакомы. Зато оживленно болтает с парнем с длинными волосами и первыми пробивающимися усиками.
Я разговариваю с другими учениками. Для них я экзотический персонаж. Хотя я не имею отношения к среде любителей рока, у нас есть о чем поговорить. Я приехал из Осло. Им кажется, что я должен знать все, что происходит в мире. Они спрашивают меня, видел ли я фильм «Вудсток».
— Конечно, видел, — отвечаю я.
Опять Марианне. Будучи на семнадцать лет старше, она научила меня разговаривать с моими сверстниками. Я даже говорю ее голосом, когда рассказываю сидящим за столом ученикам о Нике Дрейке и Джони Митчелл. Таня Иверсен настораживается и смотрит на меня.
— Джони Митчелл? Это она написала «Both Sides Now»?
Я киваю.
— Красивая мелодия, — говорит Таня. — Но текст еще лучше. Хотя я пока что еще не побывала на этих двух сторонах.
— А где ты побывала? — осторожно спрашиваю я.
Она не отвечает.
Мне хочется вернуться в свою комнату, и я извиняю себя тем, что у меня еще много работы. Ученики собираются на вечерние посиделки. Обычный воскресный вечер в Высшей народной школе. Некоторые ученики уехали на воскресенье домой, чтобы повидаться с родными. Другие, которые, как Таня, остались в школе, будут валяться на кроватях, курить, слушать пластинки или читать. Сейчас они собрались в гостиной, чтобы петь, болтать и читать вслух стихи. Таня Иверсен вопросительно на меня смотрит.
— Увидимся завтра, — говорю я.
Урок музыки в стенах монастыря
Таня Иверсен приходит во второй половине дня, когда я сделал первый перерыв в своих занятиях. Ученики были в классах. Я мог спокойно заниматься. Но начало было неимоверно тяжелым. После нескольких месяцев перерыва я пробую начать с этюдов Шопена и обнаруживаю, что мои пальцы превратились в бессильные жирные сардельки, как говорила Сельма Люнге. Трудно поверить, что через несколько месяцев я смогу играть концерт Рахманинова с Филармоническим оркестром. Коричневое пианино обладает далеко не той упругостью, как Анин «Стейнвей». Значит, чтобы достичь тех же результатов, мне придется больше заниматься, играть жестче и медленнее. И самое малое по семь часов в день. Другого выхода нет.