Дама на асфальте и мужчина на газоне
Шрифт:
Меня озаботило то, что он, лежа на спине, не храпел, и я внимательно прислушалась к его дыханию, чтобы удостовериться – в сознании ли он. Но картина выглядела вполне мирной и запах алкоголя, который улавливался лишь на близком расстоянии, успокоил мой долг неравнодушной гражданки.
Ведь перед моими глазами так и остался висеть еще с советских времен лозунг: «Не проходите мимо», и мне гораздо проще все-же подойти, чем пройти мимо и мучиться после неблагородного поступка. Именно мое странное поведение привлекло внимание проходящих мимо людей, так как пьяного до меня никто не замечал.
И
Я прекрасно помнила, как попыталась помочь возлежащей на полянке пьяной тетке, которая, открыв свои налитые кровью, разбавленной с алкоголем, глаза, вдруг схватила меня за грудки, да с такой силой, особенно для человека, пребывающего в посталкогольном расслаблении, что я с трудом оторвала ее от себя, лишившись нескольких пуговиц на блузке, при этом пострадало и мое нижнее интимное белье.
Ладно хоть отделалась легким испугом.
Учудила, так учудила
Позвонила Софи и с вызовом, который был направлен, впрочем, самой себе, сообщила:
– Знаешь, что я сегодня учудила?
Прозвучало интригующе.
– И что ты сегодня учудила?
– Сидела на лавочке и болтала с бабкой, соседкой по дому, ей лет за восемьдесят. Разговор зашел о фильмах и артистах, вспоминали фильм «Бриллиантовая рука», в котором, по моему глубокому убеждению, играла Гурченко – жена артиста Ивашева.
– Ты хотела сказать – Светлана Светличная? – перебила я ее.
– Подожди ты, не перебивай! Именно Гурченко я и имела ввиду, на чем и настаивала. Бабулька же засомневалась, но фамилию актрисы не помнила. Завязался спор. Когда я вернулась домой, меня просто шарахнуло – я что, свихнулась – подхватила деменцию? До сих пор не могу успокоиться!
– Да забудь, отпусти себя. Мало ли что брякнешь, бывает и не такое.
– Да со мной такого сроду не бывало.
– Ты на себя наговариваешь, что не бывало, – здесь я сказала чистую правду, так как замечала за подругой много странностей даже в молодости, просто в молодые годы никто не делает столь трагических выводов, наблюдая чье-то абсурдное поведение.
Да и слишком углубляться в воспоминания не пришлось.
Года четыре назад забирала я ее из больницы, где ей меняли коленный сустав.
Сустав можно было еще и не менять, но Софи заранее записалась в очередь на бесплатную операцию, вот эта очередь и подошла. При этом, правила оказания бесплатных операционных услуг должны были измениться, Софи рисковать не хотела и согласилась на операцию. Я попыталась ее отговорить от преждевременной операции, ведь основная проблема ее – в лишнем весе и малой подвижности, а чтобы сустав прижился необходимо опять же больше двигаться и худеть. Но я давно поняла, что мои подруги слышат только себя. Дама она представительная – две меня, это по весу, и девять размеров разницы в одежде – звучит внушительно.
Тогда, в больнице, я попыталась спустить с кровати только одну ее ногу – не получилось. Я растерянно стояла, глядя на свои руки, и не зная, что предпринять. За мужчинами я безоговорочно признаю превосходство разве что в силовых упражнениях.
Да, столь объемные бедра сдвинуть мне не по силам!
– Ничего не получится, придется тебе встать с кровати самой, иначе ты меня раздавишь!
Кое-как подруга сдвинулась с мертвой точки и сползла с кровати. Здесь я уверенно сунула ей в руки костыли. Пакеты с вещами я прихватила с собой – это единственное, что я смогла поднять. Не спеша, мы доковыляли до лифтов.
Софи остановилась рядом со служебным лифтом.
– Это служебный лифт, нам дальше, видишь – целых три лифта для больных и посетителей.
– Я всегда пользуюсь этим.
– Зачем, тебе мало трех?
– Он мне больше нравится.
Тут же звякнуло, брякнуло, стукнуло, двери лифта распахнулись, и я увидела стоявших в глубине его двух женщин в белых халатах, подпиравших нижней частью туловища медицинскую каталку.
Я отошла в сторону, Софи же, намотав на костыли свое объемное тело, втиснулась в лифт. Дверь за ней, поколебавшись, все же закрылась и лифт медленно, неуверенно, тронулся вниз.
Я не искала сложных путей и спустилась на этаж ниже, к раздевалкам, на обычном лифте. Софи нигде не было, я обошла все помещения рядом, но подругу не нашла и вернулась обратно к лифтам. Прошло пять минут, десять, Софи не появилась. Ничего не понимая, я вновь призадумалась.
Наконец, откуда-то снизу поднялся лифт, из которого первыми показались костыли и за ними выплыла моя подруга.
– Ты где была? – поинтересовалась я, хотя самые смелые догадки атаковали мой мозг, а где-то под ложечкой уже клокотало нечто, пытаясь вырваться наружу. Не выдержав, я прыснула. Но Софи соблюдала скорбное молчание.
– Ты что, побывала в морге?
– Да, побывала, – вид у Софи был торжественный.
– Разве оттуда возвращаются? Следующий раз не будешь встревать в чужой лифт, то-то эти двое, в белых халатах, при виде тебя, штурмующую дверь лифта, онемели, видимо, первый раз созерцая больного, добровольно, на четырех ногах, спускающегося в морг.
Софи явно что-то там, под землей, увидела нелицеприятное, словно побывала на собственных похоронах: глазки потупила, губки поджала.
В гардеробе нас уже ждал ее приятель – сосед, которого она и другие одинокие соседки использовали как «мужа на час»: что-то прибить, отодвинуть, придвинуть. За что благодарили деньгами, иногда подкармливали, экономя. Мужчина, лет сорока, во внешности которого слегка, но все же угадывался синдром Дауна. Жил он с родителями, нигде не работал, да и правильно – «будет день, будет пища».
– Это Василий, – представила его мне подруга.
– Какая симпатичная девушка, – произнес Василий, уставившись на меня маслеными глазками.
Девушкой меня не называли лет тридцать.
– Василий, иди, вызывай и встречай такси, мы оденемся и выйдем, – остановила его порыв ко мне подруга.
Странноватый Василий нас покинул.
– Ты ему понравилась, – констатировала Софи.
– Он нормальный?
– Ну, не совсем. Недавно он потерял свою подругу, мою соседку Марью Николаевну. Она умерла на восемьдесят пятом году жизни. Марья Николаевна осталась после восьмидесяти лет одинокой, боялась ночью спать одна, он был очень к ней привязан.