Дама непреклонного возраста
Шрифт:
– А в последний день… ну, перед кончиной Софьи, вы ничего не слышали? Там ведь такая загадочная история вышла, – постаралась напустить таинственности Зинаида, – никто разобраться не может.
Мария – Большое Ухо нервно облизала губы, швыркнула носом и велела:
– А ну, рассказывай историю, я, глядишь, и разберусь.
– Говорят, что перед тем, как скончаться, Софья Филипповна, как обычно, пришла переночевать к дочери. Они мирно посмотрели сериал…
Мария вскочила и забегала по кухне.
– Нет, ну кто тебе такую дурь-то ляпнул? «Мирно посмотрели»! Ирка, что ль, с нижнего этажа сказала? Ей тогда не только звонок, ей и дверь открутить на фиг надо! Это ж когда такое было, чтоб Валька с матерью спокойно сериалы смотрела, а? Нет, ну каких только гадостей люди не наговорят!
– Потом Валентина пошла спать, – упрямо продолжала Зинаида выкладывать официальную версию, – матушка нежно пожелала ей доброй ночи, а утром Валентину разбудила милиция и сообщила, что Софья Филипповна была задушена в собственном доме. Представляете? И никто не знает, зачем она на ночь глядя отправилась в тот деревянный домишко.
Мария Викторовна затормозила в районе холодильника и презрительно перекосилась.
– Ой уж прям – никто! Наплели вам с десять коробов, а вы и рады ухи подставлять. Меня б спросили, я б всю тайну разъяснила. Никакой доброй ночи там и близко не было! «Пожелала матушка»… Тьфу! В тот день Софья явилась к Валентине пораньше, той еще дома не было. Валентина пришла только поздно вечером – то ли гулянка у подружки случилась, то ли так забродила Валька, но вернулась поздно. Да не одна, а с Генкой. Ну и Софья, забывшись, давай дочку отчитывать. Сперва культурно начала: дескать, тварь такая, где шаталась? А уж потом видит, что ее вежливая речь Вальке по барабану, и перешла на мат. А Генка очень не любил, когда в его присутствии Софья ругалась. Он вообще ее не любил, а тут она еще, как слесарь, языком полоскать начала. Ну и, как водится, взял маменьку за шкирку, да в подъезд и выставил. Но ничего не скажу, он человек заботливый: и пальто Софьи, и сапоги тоже выкинул. Правда, с балкона. Это я тоже видела, когда с мусором-то моталась. А Софья за тряпками не побежала, она ж уже наученная – ключиком чирик-чирик, и снова тут как тут. Слышу, говорит: вы, мол, еще пожалеете! А ты, Валька, коза драная, могла б матери и получше условия создать. И опять доченьку обкладывать стала. Дескать, я уже все автосалоны обегала, хотела тебе машину купить, но за твое такое отвратительное поведение хрен тебе, а не машина! Валька тогда еще смеялась, мол, какой же марки самокат ты мне выбирала? После этого самоката Софью и понесло: давай она орать, что на ее деньги можно самокатный заводик купить, но теперь фиг Вальке с того заводика чего обломится. И тут Генка снова Софью в подъезд выволок. И, наверное, на щеколду заперся, потому что Софья ковыряла ключом, ковыряла, а все без толку. Потом даже ножкой дверь пинала, только так, несильно. Да откуда ей сильно-то, если сама с грецкий орех. К тому ж и дверь мягким обшита. А Валька с Генкой притихли, вроде как и нет их, вроде как матушка и не к ним рвется, а вовсе даже к соседям. Вот и пришлось Софье домой тащиться в такую темень. А уж кто там ее поджидал, мне неизвестно.
Маня – Большое Ухо закончила рассказ, гордо выпятила брюшко и вздернула подбородок ввысь. Для нее в подъезде не существовало ничего загадочного.
– Я вот вас послушала… – нахмурилась Зинаида. – Вижу: вы Валентине самый близкий человек. И вот как, на ваш взгляд, могла ли Валентина сама мать убить?
– Валька-то? – вздрогнула Мария Викторовна. – Не-е-е. Прибить до смерти сгоряча могла б с превеликим удовольствием, а так чтоб убить… Да когда они вытолкали-то Софью, она ж сама ушла. Значит, я подозреваю, еще живая была, а у Вальки как раз все тихо стало. Это Софья кого-то уже там, у себя дома, допекла. Только вот я еще не узнала: кто не выдержал да грех на душу взял.
Зинаида благодарно замотала головой.
– Я понимаю, понимаю. Вы, конечно, хоть и Большое Ухо, но не настолько же, чтобы слышать, что на другом конце города делается… А, простите, почему вы в милиции все это не рассказали?
Мария покрутила пальцем у виска.
– Я что, мозги отморозила? Чего ж я сама в ментовку поплетусь? Мало мне приключений? Не-е-е, сама не пойду, а по личному желанию они никого у нас не опрашивали. Софья-то не прописана здесь, а погибла невесть где, чего ж милиция нас тревожить станет? И ты не ходи, чего тебе там делать?
– Спасибо, – мотнула головой Зинаида. – А вы не знаете, Валентина сейчас дома?
– Валька-то? Сейчас узнаем…
Мария Викторовна проворно вскочила, схватила железную банку из-под рыбных консервов и что есть мочи застучала по соседской стене. С другой стороны стены немедленно послышался гневный ответ чем-то тяжелым.
– О! Слышь – молотком долбит, значит, спит еще, – довольно пояснила Мария. – У ней в спальне молоток специально для меня приготовлен. А если она в большой комнате, тогда ножницами по батарее стучит, а в кухне такой кастрюлечкой, в которой кофей варят. Она отродясь не пьет, а кастрюлечку только для меня и держит – вдруг я к ней долбить стану. А ты чего к ней собралась?
– Да, знаете ли… надо перемолвиться…
– Ты тогда в кухню ее зови, когда она в кухне говорит, мне слышно лучше.
Зинаида клятвенно пообещала, что вести беседу будет исключительно на кухне, и заторопилась к Валентине.
Мария Викторовна знала свою соседку распрекрасно. Валентина и в самом деле спала, потому что, даже не спросив, открыла дверь и куда-то вяло поплелась. А уже через минуту до Зинаиды донеслись звучные раскаты храпа.
– Валентина! – заявилась к ней в спальню незваная гостья. – Мне неудобно разговаривать с вашей спиной, вы хоть лицом повернитесь.
Та послушно повернулась лицом, но храп тише не стал, теперь на свободу вырывались еще и какие-то заливистые трели с присвистом. Зинаида подождала минуты две, а потом голосом мирового судьи спросила:
– Итак, отвечайте, за что вы убили свою мать? Отвечайте!
– Ни за что. Отвали! – на секунду прервался храп и тут же взвился с новой силой.
– Нет уж, объяснитесь! Мне вот жутко интересно, как вы так сумели запутать следствие, что до сих пор до вас никто не добрался. Ну? Я жду! Я все знаю: вы выставили мать на темную улицу, Гена спрыгнул с балкона, я уже видела, как он это проделывает, а потом побежал за Софьей Филипповной. А уж что там было…
Валентину пробить было невозможно. Зинаида пошла на крайность – притащила из кухни кружку с водой и пустила на лицо молодой женщины тоненькую струйку.
Валентина лихо дрыгнула ногой, кружка плеснулась в лицо Зинаиды, и сыщица чуть не задохнулась от возмущения. Однако возмущаться было бесполезно: Валя, пользуясь минутным затишьем, быстро натянула на голову одеяло и продолжила храпеть.
– Нет, ну что за преступники пошли! Никакого инстинкта самосохранения! И как ее будить? – неизвестно кого спросила Зинаида и тоскливо оглядела комнату.
Взгляд ее наткнулся на молоток. Он и правда лежал возле самой кровати. Зинаида схватила инструмент и мощно долбанула несколько раз по стене. Со стороны соседки немедленно отозвалась консервная банка. Реакция на банку превзошла все ожидания: Валентина вскочила, будто рассерженная кошка, кинулась за молотком, не нашла и… увидела Зинаиду.
– Вы… кто? Воровать, что ль, пришли? – спросонья морщилась она. – Рано пришли, я на работу только вечером.
– А память у тебя, Валентина, девичья. Я пришла узнать, за что вы убили мать. Неужели и впрямь из-за денег?