Дама разбитого сердца
Шрифт:
– Хорошо, мамочка. – Василий плюхнулся в кожаное кресло. – Чем ты сегодня занималась?
– Как обычно. Пробежка, бассейн, визит к косметологу… В моем возрасте нельзя запускать себя.
– Ты прекрасно выглядишь, мамочка.
– Кстати, Вася, я сегодня разговаривала с Олимпиадой Степановной. Ты помнишь Олимпиаду?
– Московскую? На которой был мишка-талисман?
– Перестань придуриваться! Мою старинную подругу Олимпиаду Степановну Свешникову!
– Ну конечно, мамочка, я помню Олимпиаду Степановну! Кто же не помнит Олимпиаду Степановну!
– Так
– И вышивает болгарским крестом похоронные саваны, – насмешливо закончил за нее Василий.
– Прекрати! Действительно чудная девушка!
– И сколько лет этому сокровищу?
– Всего тридцать пять!
– Я себе представляю! – Василий сладко потянулся. – Мамочка, я тебя умоляю, оставь эти дурацкие хлопоты! Если я захочу жениться, я сам найду себе подходящую невесту…
– Васенька, как ты можешь так говорить! Я твоя мать и хочу наконец дожить до внуков! Я вижу, что ты слишком скромен, стеснителен, не умеешь ухаживать за девушками, я не могу пустить такое важное дело на самотек! Ты совершенно не разбираешься в женщинах, и тебя может обвести вокруг пальца первая попавшаяся вертихвостка!
– Моя единственная женщина – это ты! – Василий снова потянулся к мамочке, чмокнул ее в намазанную кремом щеку и вытер губы. – Нам хорошо вдвоем, и больше никто нам не нужен.
– Глупости! – Мамочка недовольно отстранилась. – Тебе уже не двадцать лет! И даже не тридцать! Я хочу дожить до внуков! Я хочу их понянчить! Ну, это, допустим, перебор, но хотя бы увидеть их!
– Доживешь, обязательно доживешь, мамочка! – примирительно проговорил Василий. – Ты проживешь еще сто лет! Ты в прекрасной форме и очень хорошо выглядишь!
– Что у тебя на работе? – озабоченно проговорила женщина. – Надеюсь, ты помирился с начальником?
– Да, мамочка, – Василий снова потянулся, – я помирился с начальником. Он обещал мне повышение.
– Вот видишь! – Мамочка торжествующе вскинула голову. – Мать плохого не посоветует! Очень важно правильно держать себя с начальством и сослуживцами, всячески избегать конфликтов, но при этом не позволять никому садиться себе на шею…
– Да-да, мамочка, – Василий зевнул, – а мы сегодня будем ужинать?
– Ты прекрасно знаешь, Васенька, что сама я после семи часов ничего не ем, но для тебя я приготовила запеченную лососину. Ты ведь любишь запеченную лососину?
– Обожаю! Я обожаю запеченную лососину и обожаю тебя, мамочка! – Василий еще раз звучно чмокнул ее в щеку и не стал на этот раз вытирать губы – крем уже впитался в кожу. – Ну кто еще будет так меня кормить!
– Я тебя предупреждала! – трагическим театральным голосом воскликнула Лола. – Я говорила тебе, что из этого не выйдет ничего хорошего! Что ты обязательно влипнешь в неприятности и втянешь в них меня!
Леня сидел в глубоком кресле и любовался своей боевой подругой. В гневе она была особенно хороша.
«Все-таки в ней действительно пропадает выдающаяся драматическая актриса, – думал он, – вот сейчас, например, она явно играет Медею… или леди Макбет? Нет, пожалуй, все-таки Медею. Только не надо ей об этом говорить, а то она возгордится и перестанет работать».
Пу И, наоборот, очень не любил, когда хозяйка так бушевала. Он вообще не любил шума, громких голосов и бурных страстей. Чихуа-хуа предпочитал похулиганить в тишине, когда никого нет дома, а потом отдыхать на Лолиной кровати и чтобы было много орехового печенья. Зато Перришону происходящее очень нравилось. Попугай и сам любил поговорить на повышенных тонах, и сейчас он старательно запоминал Лолины интонации, чтобы позднее использовать их в одном из своих маленьких моноспектаклей.
– А теперь, когда у тебя ничего не получилось, ты приходишь ко мне и обращаешься за помощью. Где же ты был раньше, когда я предупреждала тебя и отговаривала ввязываться в это дело?
Леня почувствовал, что Лола начинает выдыхаться и теперь уже можно вставить реплику в ее вдохновенный монолог.
– Лолочка, девочка моя, – проговорил он как можно мягче, – я думаю, что женское платье мне не пойдет.
– Что? – изумленно переспросила Лола. – Женское платье? Леня, ты что – сменил сексуальную ориентацию?
Произошло именно то, на что Леня рассчитывал: его подруга удивилась и утратила свой полемический задор. Она смотрела на Леню, широко открыв глаза, и ждала объяснений. Собственно, это тоже было игрой. Леня прекрасно знал, что Лолке давно уже надоело сидеть в четырех стенах, что ей хочется развлечься, и уговорить ее заняться вместе с ним делом не составит Лене большого труда.
– Ничего я не менял, – терпеливо ответил Маркиз, – просто для того, чтобы подцепить на крючок брачного афериста, нужна женщина. Так сказать, в качестве наживки. Конечно, ты была бы лучше всех, но из твоего эффектного выступления я понял, что тебя эта роль не интересует. Никакой другой женщине поручить ее я не могу – во-первых, потому, что никому, кроме тебя, не доверяю, а во-вторых, никто, кроме тебя, не сыграет эту роль на должном художественном уровне. Так что придется мне самому переодеваться в женщину. А женское платье мне, как я только что сказал, не пойдет…
Леня был замечательный психолог. Если бы он принялся уговаривать Лолу, воздействовать на ее сознательность и чувство долга, приводить ей многочисленные убедительные доводы – у него наверняка ничего бы не вышло. Но, подпустив небольшую дозу грубой лести и показав, насколько она незаменима, Маркиз добился своего.
– Ладно, черт с тобой, – проговорила Лола, усаживаясь в кресло напротив Маркиза, – говори, что нужно сыграть. Все равно ведь ты от меня ни за что не отстанешь…
Пу И понял, что больше шума и криков не будет, и ловко вскочил на колени к хозяйке. Лола не сразу осознала, что он сидит у нее на коленях, а осознав, ласково почесала за ухом, вполголоса проговорив: