Дама с единорогом
Шрифт:
— Да что с тобой, Марта? — тревожно спросила Хэтти.
— Ничего. Просто…
Иллюзия растворилась в воздухе; Марту грубо опустили с небес на землю. Девушка очнулась и, тяжело вздохнув, вернулась за ведром.
Вечером, сидя в крестьянской хижине, Артур старательно придумывал своё послание Жанне Уоршел. С одной стороны, нужно было уверить её в том, что он любит её, с другой — не навлечь на неё бурю отцовского гнева. И после долгих размышлений он сочинил следующее:
Любезная
Надеюсь, застать Вас в добром здравии. Будьте осторожны и берегитесь валлийцев — они не гнушаются жечь церкви вместе с несчастными прихожанами, ищущими защиты у Бога. Я слышал, что они уже сожгли несколько у границы. Также говорят, что они продают нечистым женщин. Умоляю, будьте же осторожны, ибо мне не хочется Вас потерять!
Да накроет Вас свои покрывалом Пречистая Дева, дабы, возвратясь, я оставил Вас такой, какой и оставил.
Радуясь своей сообразительности, он, затверживая в голове только что сочиненное послание, накинул плащ и отправился на поиски Метью. Поручив ему передать послание с оказией в Уорш, не называя его отправителя, баннерет зашёл в соседний крестьянский двор. Он бесцеремонно заглянул в амбар и овчарню, а затем вошёл в дом.
На пороге его встретила старуха, поддерживаемая хорошенькой девушкой лет тринадцати. Обе они были чем-то напуганы и старательно отводили от баннерета глаза.
— Это твоё? — пренебрежительно бросил Артур, указав на дворовые постройки, и со скуки пнул ногой мешок, прислонённый к косяку двери.
— Моего сына, — прошамкала старуха и, опустившись на колени, вместе с девушкой, стала собирать высыпавшиеся из мешка бобы.
— На меня смотри, карга! — Баннерет безжалостно высыпал на землю оставшееся содержимое мешка и грубо дёрнул за рукав старую крестьянку. — Сегодня же мои слуги заберут у тебя трёх овец и пять мер зерна.
— Да за что же это, сеньор? — Крестьянка чуть не плакала, даже не думая о том, чтобы встать на ноги. — Как мы жить-то будем? С голода ведь помрём. А ведь у моего сына дети малые…
Она пробовала поцеловать ему руку, но Леменор не позволил и, оттолкнув, вошёл в дом. Осмотревшись, баннерет провёл рукой по скамье — вроде бы не грязная — и осторожно присел на краешек.
— Эй, старуха, сходи за своим сыном! — бросил он через плечо.
Старая крестьянка утёрла слезу, кивнула и, взяв в руку суковатую палку, побрела прочь со двора. Вся её юбка была в подтаявшем грязном снегу — она забыла её отряхнуть.
Баннерет тихо вздохнул и со скуки принялся разглядывать молоденькую внучку хозяйки. А она была ничего, свеженькая, румяная, с длинными тёмно-русыми волосами.
— Послушай… — Артур бросил короткий взгляд на дверь.
— Что Вам угодно, сеньор? — Крестьянка выпрямилась и обернулась. У неё были удивительные зелёные глаза и пухленькие розовые губки.
Баннерет прищурился и внимательно рассмотрел её с головы до ног. Ему было скучно, а хорошенькая девушка — это лучший способ приятно провести время.
Крестьянка залилась краской и, опустив глаза, повторила свой вопрос:
— Что Вам угодно, сеньор?
— Что мне угодно? — Он усмехнулся. — Мне угодно познакомиться с тобой поближе.
Девушка покраснела ещё больше.
— Приходи сегодня ко мне — не пожалеешь.
Леменор встал и подошёл к ней. Крестьянка попятилась и, нечаянно задев рукой горшок, уронила его на пол.
— Боже, что я наделала! — Она всплеснула руками и принялась собирать черепки.
Артур присел на корточки рядом с ней и положил ладонь на её плечо, ясно обрисовывавшееся сквозь узкие рукава котты. Девушка вздрогнула и испуганно посмотрела на него. Баннерет обнял её, прижал к себе; его рука скользнула выше в поисках груди.
— Знаешь, я, пожалуй, готов променять тридцать фунтов пшеницы на твои губки. — Он крепко стиснул её и засунул пальцы за вырез котты. — Так ты сегодня придёшь ко мне?
— Нет! — Она оттолкнула его и выбежала вон.
— Ну и дура! — бросил ей вслед Артур.
Мать Марты трудилась с раннего утра, и теперь у неё ужасно болела спина. Она с трудом дотащила ведро с водой до лавки и присела, чтобы немного перевести дух.
Марта сидела за столом и старательно лущила шерсть. Она была хороша собой: длинные пушистые волосы, словно выточенный из камня носик, длинные, не успевшие ещё огрубеть от работы пальцы. Наверняка, не один парень мечтал залезть с ней в тёплый летний вечерок на сеновал или заглянуть как-то ночью к ней за загородку — но вот не довелось!
Посмотрев на неё, мать подумала, что пора выдавать её замуж — одним ртом стало бы меньше. Пожалуй, нужно сходить к мельничихе и потолковать с ней об её Тиме. Славный парень, работящий — лучшего муженька для дочери и сыскать нельзя. К тому же, с ним в доме всегда будет мука.
Марта же думала совсем о другом. Она размышляла, имеет ли право любить его. Кто он — и кто она? Он был рыцарем — она крестьянкой. Марта восхищалась им, мысленно возведя на недосягаемый пьедестал доблести, честности, красоты, отваги и благородства. Она считала себя недостойной его, но, как ни старалась, не могла запретить себе любить его.