Дама Тулуза
Шрифт:
А когда падет Тулуза, надлежит графу Симону истребить в ней всех мужчин, кто только не погибнет раньше от меча, а женщин и детей разослать по монастырям.
И многие внимали легату жадно, как будто он давал им напиться воды.
Епископ Фалькон дождался, пока кардинал Бертран замолчит, и проговорил тихо:
– Граф Симон, граф Симон, вы получите помощь от всего католического мира и возьмете Тулузу, как брали прежде другие города. Но пощадите побежденных, как вам уже случалось делать. Я знаю этот город, Тулузу, я знаю ее людей. Они еще хорошо послужат вам.
Легат
– А, мессир граф, не слушайте его. Своим словом я отдаю вам жизни этих еретиков и пособников ереси, значит, вы можете казнить их всех, и Господь не станет с вас спрашивать. Он не спросит: Симон, где Тулуза? Он не будет мстить вам за эту кровь и не потребует отчета.
Фалькон пробормотал, пробуя на вкус эти слова: «Симон, где Тулуза?..»
Граф Симон вздохнул, будто ото сна очнулся. Заговорил резко и громко:
– Бароны! Пока письма кардинала Бертрана не прочитаны теми, кому они назначаются, мы располагаем только своими силами. На это и нужно рассчитывать. Вы видели Тулузу, мессиры, вы пробовали ее на зуб. Это большой город. Она выдержит любую осаду, пока к ней идет продовольствие из Испании, Гаскони… Бигорры.
При последнем слове Симон встретился глазами со своим сыном Гюи. Гюи прикусил губу, но глаз не отвел.
Симон хлопнул ладонью по колену.
– Суть. Тулузу необходимо отсечь от ее кормушки. А засыпают ей в корыто через левый берег, через Гасконский порт.
И махнул рукой в сторону Сен-Сиприена.
– Уничтожить мосты, – тотчас предложил один из баронов.
– И раскопать брод у мельниц Базакля, – подхватил Симон. – Поздравляю, мессир, удачная мысль.
Спорили долго, брызгали ядом. Фуко де Берзи предложил не мудрить – выстроить на левом берегу крепость и таким образом взять предместье в свои руки.
– Хорошо бы, но не успеем, – сказал Симон с сожалением. – На это сил у нас нет. Придется нам просто занять Сен-Сиприен, а там будь что будет.
И снова бросил взгляд в окно, на предместье. Он поймал себя на мысли, что с некоторых пор присматривается к этому городу так, будто выискивает в Тулузе то место, которое станет ему смертным одром.
Заключил:
– Я пойду первым. Я хочу, чтобы все вы шли со мной.
Брат Симона протянул ему руку, а за ним – и остальные. Своему сыну Гюи сжал Симон пальцы чуть сильнее, чем прочим, словно прощения просил за ту несправедливость.
Сенешалю Жервэ сказал Симон с благодарностью:
– Я прошу вас, мессир, оставаться в Нарбоннском замке и беречь его так же хорошо, как вы делали это и прежде. Думается мне, проклятые еретики воспользуются нашим отсутствием, пока мы будем заняты в Сен-Сиприене.
И еще сказал Симон, прежде чем все разошлись:
– Мы сделаем так, что с левого берега в Тулузу будет проникать только ветер.
Широкие плоскодонные корабли с низкими бортами, на каких по реке перевозят зерно, выстроились у правого берега Гаронны почти вплотную друг к другу, покрывая спокойные воды почти сплошным настилом. Но стоит ступить на них, как тотчас же нетвердая эта опора начинает покачиваться под ногами, смущая: никакой рыцарь не любит воды и кораблей.
На суда заводят лошадей, переходят сами – в доспехах, с мечами и копьями. Покрикивая, загоняют овец. В больших клетках галдит и трепыхается птица. Все это свежее мясо для монфорова воинства.
Пешие, вооруженные ножами и пиками, несут свернутые и перетянутые кожаными ремнями шатры. В мешках хлеба на несколько дней.
Стоит невообразимый шум. Животные кричат, каждое на свой лад, а люди – всяк по-своему – бранятся между собою.
Грузятся у Мюрэ, в пятнадцати верстах выше по течению от Тулузы. Досюда, по крайней мере, не долетают камни из тулузских катапульт.
И вот баржи, тесно трущиеся борт о борт, постепенно начинают отходить от берега. Большой квадратный парус опущен, лежит, свернутый, под ногами. Бестолковые рыцари все время наступают на него.
Отталкиваясь длинными шестами, корабельщики медленно выводят неповоротливую баржу на середину реки. За первой следует вторая, третья. Всего их пять; больше не нашли.
Разгрузка идет так же шумно и долго. Животные пугаются, хотя баржи подошли почти вплотную к берегу. Полоска воды, которую надо преодолеть, устрашает.
С треском падают утлые сходни. Некоторые сержанты спрыгивают, минуя сходни, прямо в воду – но только конные. Стоит октябрь, вода в Гаронне уже холодная.
Наконец, разобрали весь груз, собрали обоз.
Симон – поверх доспеха плащ со львом – возглавляет отряд. Конь под Симоном высокий, широкогрудый, сильный. Несет на себе и тяжелого всадника, и свой собственный доспех.
Выступают, не дожидаясь обоза, – догонит.
До предместья Сен-Сиприен добрались скоро и заняли его без лишних хлопот. Из Тулузы, конечно, видели, да только поделать ничего не могли.
Симон велел устраивать лагерь вокруг Гасконского порта, а вместо укреплений приспособить таможню, оба госпиталя и склады. Мог бы и не объяснять: с ним были рыцари, которые понимали все это не хуже Симона.
Пока подходил обоз, пока ставили шатры, пока перегораживали проходы между складами, младший сын графа, Гюи, забрел в приют для убогих, сочтя его пригодным для жилья.
Вошел – темноволосый, высокий, в длинной, ниже колен, кольчуге. Остановился в маленьком дворе, где над густыми грядками приподнимался деревянный колодезный сруб. Грядки потрогал – трава, вроде сорной. Может, целебная. На вкус гадкая.
Огляделся.
За галереей, какие обычно устраивают в монастырях, крепкие кирпичные стены и, вроде бы, кельи. Вот эти-то кельи и думал занять Гюи для своего бигоррского отряда. Монастырь удобно оборонять, если придется.
Шагнул к галерее. А там, снятые со стен, стояли в ряд водостоки, какие обычно лепят под крышу большого собора, чтобы дождевая вода ловчее извергалась и не размывала стен.
Были они сделаны из камня в виде дразнящихся уродов и воющих собак. Прежде нависали над головами, выблевывая потоки, теперь же словно сидели на задних лапах, запрокинув голову с разверстой пастью.