Дама в очках, с мобильником, на мотоцикле
Шрифт:
— Кто там? Я же просила не беспокоить!
— Это я, Нина! — Дверь приоткрылась, в комнату заглянула дежурная. Глаза ее подозрительно блестели.
— Галина Ильинична, — проговорила она, найдя взглядом Галю, — звонил Семен Иванович, велел вам прийти…
— Семен Иванович? — недовольно переспросила Галина. — Кто такой Семен Иванович?
— Так это же майор из милиции, который к вам сюда вчера приходил! — с почтением проговорила Нина. — Велел, значит, вам с подругой прийти к нему на дачу…
— На какую еще дачу? — возмутилась Галина. — С какой стати мы должны идти на его дачу?
— Да не на его дачу, — поправила ее Нина. — На дачу показаний, в отделение милиции. Это тут рядом, на Парковой улице, желтый дом сразу за магазином…
— Об этом не может быть и речи! — воскликнула Галина, плотнее запахивая платок. — Я вообще не могу при дневном свете выходить из номера! Нет, нет и нет!
— Ну, я уж не знаю, — проворчала Нина. — Только Семен Иванович велел к нему прийти. Я вам сказала, а уж дальше — ваше дело, сами с ним разбирайтесь, а я-то при чем! — И она покинула номер, демонстративно хлопнув дверью.
На какое-то время в комнате наступила настороженная предгрозовая тишина.
— Никуда не пойдем! — сказала Галка после продолжительного молчания. — Тоже еще выдумали — с утра пораньше вызывать! Что мы им — собачки дрессированные? У меня вообще справка!
— Нет у тебя пока никакой справки, — заметила Надежда Николаевна. — Этот твой доктор, конечно, обещал, а вдруг его справка будет недействительна? Может, они поверят, только если ты в лежку лежать будешь. Все же милиция… нельзя так отмахиваться… у тебя могут быть неприятности… то есть у нас…
— Нет, нет и нет! — повторила Галина и отбросила платок, открыв свое лицо, покрытое синяками и кровоподтеками. — Ты хочешь, чтобы я в таком виде вышла на улицу? Чтобы я в таком виде появилась в милиции? Лучше смерть!
Надежда молчала. Вид у Галки был ужасный.
— А может быть, ты сходишь туда одна? — едва слышно добавила Галина. — Ведь этот майор вызвал нас с тобой… может быть, ты дашь показания за нас обеих?
— Ладно… что с тобой поделаешь… — вздохнула Надежда и стала одеваться. — Обрисую там ситуацию, постараюсь их убедить, а ты звони своему доктору, пускай подсуетится там… Опять я без завтрака остаюсь… ну да уж привыкла…
Внизу она уточнила у Нины, где находится отделение милиции, и через двадцать минут подошла к невзрачному двухэтажному домику неподалеку от парка.
Дежурная, скуластая краснощекая девушка в милицейской форме с погонами прапорщика, спросив ее фамилию, направила Надежду Николаевну в кабинет на втором этаже.
Коридор второго этажа был длинный и унылый, стены выкрашены масляной краской неопределенно-депрессивного цвета, вызывающего глухую тоску и зубную боль, под потолком горели люминесцентные лампы, придавая всем присутствующим вид свежих покойников. Все это вместе должно было привести посетителей в подавленное и мрачное настроение, очевидно, способствующее чистосердечному признанию во всех мыслимых преступлениях и явке с повинной.
В этом коридоре перед нужным Надежде кабинетом скучал унылый тип с кошачьими усами и торчащим вперед золотым зубом.
— Вы к Семену Ивановичу? — спросила его Надежда Николаевна. — Я, значит, за вами…
— Заходите! — отмахнулся тот. — У меня дело долгое, я не тороплюсь… мне торопиться некуда…
Надежда пожала плечами и вошла в кабинет.
В кабинете стояли два стола — один напротив двери, другой справа от входа. За правым столом сидел довольно хлипкий мужичок лет сорока с остренькой мордочкой и маленькими темными глазами. Он оценивающе взглянул на Надежду и повел носом. Над ним на стене висел портрет господина в старинном мундире и напудренном парике. Портрет этот показался Надежде смутно знакомым, и она подумала, что это поэт Державин. Не совсем обычный портрет в отделении милиции.
За вторым столом, напротив двери, сидел тот самый майор, который приходил в пансионат после убийства Костоломова. Перед ним на столе лежала открытая папка.
— Гражданка Лебедева? — проговорил майор, не поздоровавшись и пристально взглянув на Надежду. — А где же подруга ваша?
— Она не смогла прийти, — ответила Надежда как могла твердо, тоже решив не утруждать себя приветствием.
— Что значит — не смогла? — Майор удивленно поднял брови. — Я вас не в гости пригласил, не на чашку чаю… не на пироги, значит, с капустой! Это, значит, официальный вызов!
— Но вы же не вызвали ее повесткой! — возразила Надежда. — А в таком случае…
— Вот, значит, как! — строго проговорил майор. — Значит, грамотные очень?
Он захлопнул папку и посуровел.
— Семен Иванович, — подал голос остроносый милиционер, — может быть, у женщины уважительная причина… — Вот именно! — Надежда обрадовалась неожиданной поддержке.
Она подумала, что эти двое играют в широко известную игру «добрый и злой полицейский», точнее — «добрый и злой милиционер». Вообще все происходившее Надежде сильно не нравилось, поэтому она решила держаться потверже и говорить поменьше, а то как бы ее слова противный майор не повернул против нее же.
— Галина только что перенесла операцию и не может выходить на улицу… по крайней мере днем. У нее справка будет от доктора…
— Допустим! — Майор опустил глаза и снова открыл свою папку. — Тем более что у меня разговор вообще-то к вам.
Надежда порадовалась про себя, что легко отмазала Галку, и немного расслабилась.
— Извините, Надежда Николаевна, — снова вступил в разговор остроносый любитель поэта Державина. — Там в коридоре гражданин Мормышкин дожидается?
— Это такой… с золотым зубом? Да, он там…
— Это хорошо… пускай подождет…
— Итак, гражданка Лебедева, — заговорил майор, подняв глаза от папки. — По какой причине вы прибыли в наш город?
— А что, для этого требуется какая-то особая причина? — холодно удивилась Надежда Николаевна. — У вас что, закрытый город?
— Нет, у нас не закрытый город, — поморщился майор. — Но вопросы здесь задаю я, а вы, значит, на них отвечаете. Или не отвечаете — но тогда я отмечу в протоколе, что вы отказываетесь…
— Ну почему же? Я не отказываюсь. — Надежда пошла на попятную. — Я сюда приехала, чтобы навестить подругу, Галину… вы ее видели в пансионате…