Дамир. Любой ценой
Шрифт:
Поднимаюсь с кровати и, прихватив с собой подушку, направляюсь к выходу.
– Ты куда? – спрашивает охрипшим голосом.
– Спать. Тут мне не дают, так что лягу в зале.
Давид вскакивает с постели и догоняет меня в коридоре. Хватает за руку чуть выше локтя и тянет на себя.
– Дин, что происходит сейчас?
Закатываю глаза. Вздыхаю.
– Ни-че-го. Я просто устала и хочу спать.
– Так. Идём. Спать, – тянет за руку. – Дин, ты моя жена и спальня у нас общая.
– Спасибо, что напомнил, – фыркаю. –
– Ну хорошо, – пожимает плечами. – Идём спать, но вместе.
* * *
Утром я просыпаюсь раньше мужа. Вскакиваю с постели и плетусь на кухню, чтобы приготовить Давиду кофе и лёгкий завтрак. Пока в кастрюле закипает вода, я проверяю в телефоне новые входящие сообщения. Ничего!
Странно. Дамир так и не ответил. Значит ли это, что не собирается приходить?
Ладно. Если не придёт, то оно ему не надо. От этой мысли становится грустно. По спине бежит холодок, а в сердце надрываются печальные струны.
Я варю в кастрюле овсяную кашу, помешиваю её ложкой, всё время поглядывая на часы.
Успею.
Ещё есть немного времени привести себя в порядок, сделать лёгкий макияж и даже выпить чашку кофе.
Мне определенно везёт. К тому моменту, как я заканчиваю готовить завтрак, а затем – одеваться, муж продолжает спать. Поэтому я выхожу из квартиры, испытывая некое облегчение.
Возле подъезда уже ждёт такси. Я подхожу к машине, открываю дверцу и плюхаюсь на заднее сиденье, продиктовав водителю нужный адрес.
Стоит переступить порог дома Кати, как подруга забрасывает меня вопросами, желая узнать подробности вчерашнего вечера. Я отбиваюсь от её допроса односложными предложениями и в спешке одеваю Саньку.
Я не должна опоздать.
Центральный парк.
Десять часов.
Я прощаюсь с Катей. Обнимаю и целую подругу в щеку, шепча на ухо, какая она классная, а она неожиданно отстраняется.
Щурится, смотрит на меня в упор, а затем говорит:
– Динка, – грозит пальцем. – Я знаю этот взгляд. Что ты задумала?
– Ничего, – пожимаю плечами, пытаясь выглядеть как обычно.
– Да ну? Ничего, – копирует мой тон. – У тебя глаза горят.
– Тебе показалось, – отвечаю с улыбкой на лице и обращаюсь к сыну: – говори тёте Кате пока и побежали.
Санька задирает голову вверх. Посылает воздушный поцелуй и подмигивает, совсем как взрослый, мой маленький мужчинка:
– Пока, Катя.
– Ах, – подруга прижимает к груди руки. – В самое сердце, мой же ты золотой мальчик.
«Сюси-пуси», «ми-ми-ми».
Катя тискает Саньку со всех сторон, вызывая у сына громкий визг.
– Ну, всё. Нам пора, – произношу приказным тоном, заставляя этих двоих отлипнуть друг от друга.
– Эти нереальные глазки, цвета... – подруга зависает на секунду, а затем, – виски! Вот увидишь, подруга, пропадёт ни одна наивная барышня, лет так через пятнадцать-двадцать.
Внутри меня что-то ёкает.
В душе отзываются протяжные струны.
Эх...
Проходили.
Эти глаза цвета виски...
Не знаю, сколько в будущем женских сердец разобьёт мой сын, но вот его отец – разбил, как минимум, одно. Моё. Вдребезги!
– Люблю тебя, – обращаюсь к подруге и тяну сына за руку, направляясь к выходу.
– Динка, я жду подробностей! Позвони мне, как приедешь домой.
– Хорошо, – отвечаю, переступая порог квартиры.
Оказавшись на лестничной клетке, вызываю лифт. Санька нетерпеливо переминается с ноги на ногу, а я поглядываю на экран мобильного телефона, боясь опоздать.
Дамир
Этим утром у меня всё валится из рук. Чашка разбита, сахар рассыпан.
Грёбаный случай...
Я волнуюсь, как пацан на заре пубертатного периода.
Не спал всю ночь. Ворочался с боку на бок, вызывая у жены недовольство.
Динка.
Стоит перед глазами. Вчера. Ночью. Сейчас. Я же поэтому не мог заснуть – всё вспоминал блондинистые волосы, спадающие на плечи волнами. А ещё... Санька. Тут меня окончательно срозило. Наповал.
Мой сын. Такой уже большой. Взгляд серьезный, пацанский. Брови – мои, глаза – мои, нос, рот, весь – я.
Я залип на его фотках. Сидел с телефоном на балконе и смотрел. Курил сигарету. Обугленный фильтр мне оставил на пальцах ожог, да и похер! Меня порвало на ошмётки. В груди сдавило, закололо. Из глаз потекли слёзы.
– Долбаёб, – шептал пересохшими губами. – Проебал сына, любимую женщину...
В дом пришлось вернуться. Анита снова ворчала, что я воняю сигаретами и пора завязывать с этой дурацкой привычкой.
Не спорю. Давно пора бросить эту дрянь, но пока не хочу. Нервы и так ни к черту, а когда курю, то немного отпускает.
Я пью кофе. Всю жизнь предпочитал чай, а тут прям захотелось черный кофе, без сахара – горький, как моя паршивая жизнь.
Назим спит в кроватке. Я его покормил и сменил подгузник полчаса назад. Анита тоже спит. Вчера она набралась алкоголем и полночи несла очередную хуйню, обвиняя меня во всех смертных грехах.
Я поглядываю на часы. Ещё есть немного времени. Нужно разбудить жену, проследить, чтобы она реально проснулась и была в адекватном состоянии.
Десять часов.
Центральный парк.
Успею.
– Просыпайся, – откинув в сторону одеяло, пытаясь разбудить жену.
Анита морщит нос. Прикрывает лицо рукой, зевает:
– Принеси воды. Пить хочу.
– Уже. Стакан, таблетка от головы – всё на тумбочке. Глаза открой, принцесса.
– Да иди... – хочет послать на три буквы, но передумывает. Открывает глаза. – Сколько время?