Дамочка с фантазией
Шрифт:
– А, так вы платная?
– Ну да.
– Карточку, что ли, не заводили?
– Нет… я паспорт забыла…
Валентина покачала головой:
– Фамилия?
– Кому? Мне?
– Моя – Залесская. Ваша какая фамилия?
– Иванова.
Валентина невольно вскинула брови. Откуда взялось ощущение, что эта баба врет?
– Месячные когда были?
– У кого? У меня?
– Ну, я свой цикл знаю.
– Они у меня нерегулярные, – пробормотала женщина, отводя глаза.
– Вы у гинеколога когда последний раз были?
– Когда рожала.
– Ну так ведь я не знаю, когда это было.
– Это… в 83-м году.
– Двадцать лет назад?! Ничего себе… как в тундре.
– Да что вам надо? Я ж не прошу вас на кресле меня смотреть. Мне только грудь проверить, вот и все, – с откровенным раздражением сказала Иванова.
Валентина уже хотела было отправить эту серолицую грубиянку восвояси, но посмотрела на оплаченный талон – и смягчилась. Если в регистратуре не стали возникать по поводу отсутствия карточки и паспорта, ей-то чего заводиться? Платный клиент всегда прав! Совершенно как в публичном доме.
– Ну ладно, бог с ними, с формальностями, – сказала она максимально миролюбиво. – Поступим так: раздевайтесь по пояс, садитесь вон там, в сторонке, на стульчик, закинув руки за голову и так посидите минут пять. Зябко, наверное, будет, но придется потерпеть. Это необходимо для исследования, вы понимаете? Кстати, в коридоре очередь есть?
– Нету ни одного человека.
– Великолепно! Тогда я пока кое-какими делами займусь.
Валентина взялась было заполнять карточку Гули Гурамовой, но никак не могла найти ручку. Пошарила на столе. Рассеянно похлопала себя по карманам. Ага, вот она, ручка. А это что такое? Тьфу, да все тот же злополучный зеленый очечник, который она таскает с собой со вчерашнего утра туда-сюда, на поминки, домой, теперь на работу принесла и зачем-то сунула в карман халата. Надо выложить на стол, чтобы пациентки видели, вдруг кто-то вспомнит, чья это вещь.
Валентина швырнула очечник на стопу карточек. Только взялась за ручку, как в дверь постучали.
Ну разумеется! Очередь – она как черт: его вспомянешь, а он уж тут.
– Да, входите!
Сначала в двери просунулся живот, обтянутый ярко-синим платьем. Потом его хозяйка.
Валентина всплеснула руками:
– Маша! Ты что тут делаешь?
– Как что? – удивилась женщина лет тридцати пяти с милым, простеньким личиком. Русые волосы расчесаны на пробор и забраны сзади в узел. Ей, голубоглазой и чуточку веснушчатой, невероятно шло это имя – Маша. Не Мария, а именно Маша! – Как что делаю? Провериться пришла.
– Провериться? Разве я тебе не выписала направление в роддом?
– Ну, выписали, – виновато сказала Маша.
– Так что ж ты?.. – Валентина сердито стукнула по столу.
Чертов очечник – вот же привязался, а? – соскользнул вниз и упал на пол. Иванова, уже раздевшаяся до пояса и сидевшая с воздетыми руками, сделала резкое движение, чтобы поймать его, однако Валентина шикнула сердито:
– Сидите, кому сказано! – ловко поймала очечник и, чтобы не мешался, снова сунула его в карман халата.
Повернулась опять к Маше:
– Мать моя! У тебя, дорогуша, почти тридцать девять недель. Ты почему гуляешь?
– Да неохота ложиться, – беззаботно улыбнулась Маша. – Мужик мой целыми днями на работе, дети будут одни. Жалко. По идее, я еще неделю могу проходить до полного срока.
– У тебя четвертые роды, ты забыла? И предрасположенность к преждевременным. Лучше подстраховаться. Давай я послушаю, как там наша девочка, – начала было Валентина, как вдруг увидела, что живот у Маши вздрогнул раз, другой… – Нет, тут и слушать нечего! Нормально наша девочка, вон как резво шевелится. Слушай, Маша, иди немедленно домой, собирай вещи и топай в роддом, поняла? Ну что за свинство, я не понимаю, мы же договорились, что ты в больницу ляжешь. Не надоело рожать где попало? Хоть раз это нормально произойдет, на столе. Иди, некогда мне! – отмахнулась Валентина, снова хватаясь за ручку и принимаясь разыскивать карточку Гули, которую в сердцах умудрилась куда-то сунуть.
Ага, вот она. Что характерно, позавчера Валентина так устала, что совершенно забыла ее заполнить. Потом эта беда с Людой… Вчера тоже не вспомнила – так спешила сменить мужа на страже в квартире Долохова. Сегодня… неизвестно, что будет сегодня! Вчерашний вечерок выдался еще тот! Как пришли с поминок, так часов до двух-трех всё перезванивались с Володькой и Валентином. Даже думать не хочется, в какую копеечку все эти разговоры влетят.
О боже мой! Нельзя носить мобильник в кармане халата! Когда-нибудь вот так загнешься с перепугу от внезапного трезвона!
– Алло?
– Валентина, ты?
Голос Долохова.
– А кто еще? – спросила она от испуга раздраженно. – Ну кто, скажи, может по этому телефону отвечать?!
– Валентин не звонил?
– Пока нет. А тебе?
– И мне нет.
– Ну, я так понимаю, это хорошо? Вы же вроде договорились, что он позвонит, если дела не так пойдут?
– Ну да…
– А ты где?
– Я? Практически на точке рандеву. Их поезд будет здесь минут через тридцать. Имей в виду, если Валька вдруг не сможет ко мне пробиться и тебе позвонит, сразу сигналь мне.
– Вовка, ты мне надоел не знай как, – устало сказала Валентина. – Ну обговорили все это уже или нет? Сколько раз ты меня инструктировал? Пятьсот? Шестьсот? Знаешь, по-моему, у тебя к этой Ярушкиной патологический интерес. Вторые сутки подряд вытаскиваешь ее из неприятностей, а что поимел взамен? Грохнутые файлы и ультиматум на автоответчике? Слушай, может, ты к ней неровно дышишь, а?
– Ва-аль! – певуче, на нижегородский манер, отозвался мерзкий Долохов. – А ты не ревнуешь, Ва-аль?
– Не дождешься, Во-ов!
– Жаль. Ну, коли так, поясняю: у меня к мадам Ярушкиной чисто деловой и спортивный интерес. Я желаю зацапать ее в свои шаловливые ручонки исключительно затем, чтобы вернуть свои файлы, прежде чем она сможет взломать их. В принципе трудно поверить, чтобы у нее хватило на это мозгов: судя по тому, что вокруг нее творится вторые сутки и с каким упорством она снова и снова наступает на грабли, это совершенно редкостная кретинка, но все же она опасней тротилового эквивалента. И вот из этого мы будем исходить, понятно? Ну ладно, хватит занимать телефон, вдруг Валька позвонит! – сердито проговорил Долохов и отключился.