Дамский негодник
Шрифт:
— А что с ней? Депрессия или просто горюет?
— Вот уж не знаю, — пожала плечами Бойцова, — в этих делах ты у нас «спец». Далька, — попросила она, — зашла бы ты к ней, вроде от нашего клуба, поддержать, передать приветы. То да се, заодно определишь, в каком она состоянии. Может, ей кардинальная помощь нужна.
Далила только этого и ждала.
— Я прямо сейчас и пойду, — удовлетворенно кивнула она. — Только дай мне причину. Для Марины будет полезней, если я по делу приду, а не утешать.
Елизавета обрадовалась:
—
Глава 24
Дверь Далиле открыла пожилая высокая женщина с добрым славянским лицом.
— Вы, наверно, к Мариночке? — спросила она. — А ее дома нет.
— А скоро ль Марина будет? — вежливо поинтересовалась Самсонова.
Женщина равнодушно пожала плечами:
— Не знаю.
Далила представилась и сообщила о цели визита — сразу же выяснилось, что Калоева вот-вот придет. Женщина просияла и радостно защебетала:
— Я Вера Николаевна, мама Мариши. Проходите, пожалуйста, дождитесь ее обязательно. Дочка мне не простит, если вас отпущу.
Самсонова ее успокоила:
— Да-да, я дождусь. А далеко ли Марина ушла? — спросила она.
— В аптеку. Здесь, рядом совсем, за углом.
— Она заболела?
Вера Николаевна протяжно вздохнула:
— Какое уж тут здоровье. И Марише неможется, и я расхворалась. Ах, ну надо же, — запричитала она. — Мариша из дому не выходит, с дивана почти не встает, а тут, как назло, за лекарствами выскочила. И именно в тот момент, когда вы пришли.
— Я не надолго, — сказала Далила.
— Нет-нет, я не к тому, просто счастье, что вы пришли. Мариша все эти дни только о вас и говорит. Теперь и я ваши книжки читаю.
Самсонова поинтересовалась:
— И как они вам?
— Поучительно, даже очень. Жаль, что на старости лет узнаю, как неправильно я жизнь прожила.
Обиженно взглянув на Далилу, Вера Николаевна вопросила:
— Где она раньше была, эта наука? И почему нас никто таким премудростям не учил?
Самсонова горестно усмехнулась:
— К сожалению, не всегда они помогают. Я вот и сама овладела премудростями, и других премудростям этим учу, а ошибок наделала бездну. И продолжаю их делать.
— Но почему?
— Потому что слаб человек. Иной раз знаю, как должна поступить, но не всегда удается себя заставить.
Вера Николаевна улыбнулась:
— А я по вашей науке себя заставляю, у меня пока получается. Вы знаете, я даже эксперименты произвожу. Прочитаю страницу из вашей книжки и на соседке ставлю эксперимент.
Она вдруг всплеснула руками:
— Ой, да что это мы в прихожей стоим! Проходите в гостиную! Вы уж извините, там не прибрано. Как Мишу похоронили, Мариша прислугу сразу же отпустила. А сама убирать не может, сил нет. Только лежит и вздыхает.
И в самом
— Можно взглянуть? — спросила Далила.
Вера Николаевна поспешно кивнула:
— Конечно.
Книга была раскрыта на главе, посвященной лжи. Самсонова, исследуя природу лжи, в целом оставляла за человеком право на секреты и тайны. Она допускала, что, оберегая их, можно прибегнуть ко лжи, оставаясь порядочным человеком. Но призывала не увлекаться, рекомендовала беречь свою совесть, не грузить ее лишней ложью.
«Совесть — верный страж и защитник человеческих интересов. Беречь ее чаще выгодно человеку, чем наоборот. Случаи, когда идти наперекор собственной совести целесообразно, крайне редки, — утверждала Далила на этой странице. — Ложь не блюдо, а всего лишь приправа — говоря языком кулинарии. Если приправа начинает заменять основные продукты, блюдо безнадежно испорчено. Так и в человеческих отношениях: если ложь превалирует, они безнадежно испорчены. Более того, ложь — это яд, который в малых дозах — лечебен, а в огромных — смертелен».
Далила с интересом взглянула на Веру Николаевну и спросила:
— Это вы читали эту страницу?
Та кивнула:
— Да, именно я. Только что.
— А Марина это читала?
— Маришу все больше интересует, как устроен мужчина и как завоевать его сердце. Молодая еще, к тому же вдова.
Далила припомнила, что устройству мужчины она посвятила последние три главы. Именно там и лежала закладка.
— А как вы относитесь ко лжи? — спросила она.
Вера Николаевна пожала плечами:
— Увы, я известная правдолюбка, чем когда-то даже гордилась. К сожалению, и Маришу так воспитала.
— Почему же «увы» и «к сожалению»? — удивилась Далила.
— Потому, что с годами я поняла: говорить всем и всегда правду в глаза — настоящая глупость. Глупость, которой подло гордиться. Вы правильно пишете в книге. Я с вами согласна. Действительно, человек так устроен, что не может прожить без лжи. Ложь порой необходима даже доброму и порядочному человеку. И я теперь вот Марише лгу. Много лгу: что здорова, что не волнуюсь, что все у меня хорошо. Лгу, и правильно делаю. Еще ей болезней и проблем моих не хватало.
— А что же она в аптеку тогда пошла? — невесело улыбнулась Далила.
Вера Николаевна виновато вздохнула:
— Значит, я плохо лгу. Много, но плохо. Видимо, неисправима. Ничего не поделаешь, пережитки прошлого. Справедливость, долг, честь, великодушие, благородство — так во мне и кишат. Все, чему когда-то на примере Павла Корчагина нас учили, к сожалению, в некоторых прижилось. А вот как со всем этим выживать, никто нам не объяснил. Хуже другое, Мариша меня превзошла, а время грязное — мутное время. Скажите, как в наши лживые дни жить по совести?