Дамы любят погорячее (сборник)
Шрифт:
— Павел? — Я обратилась к Старовойтову.
— Мне, между прочим, — заметил он, — нужно в монтажную! Мы в этой больнице столько материалу отсняли! — Он округлил глаза. — Боюсь до пятницы не разгребусь!
— Я тебе не разгребусь! — погрозила я ему пальцем.
Лера, которая сидела с ним на заднем сиденье, хихикнула. Она протянула ему кулечек с финиками.
— Подкрепитесь, Павел… э-э, Андреевич!
До телецентра мы ехали минут пятнадцать.
— Ириша, удачи тебе, — пожелала мне Галина Сергеевна на прощание, ей тоже очень не хотелось, чтобы нашу программу закрыли. Она считала ее чем-то вроде ребенка, выпестованного ею лично. — Если что-то понадобится, звони!
Интересно, что мне может понадобиться? А впрочем… Никогда не стоит отказываться от предложенной помощи. Мало ли как жизнь повернется.
— А где живет Кожевникова? — поинтересовался Шилов, когда дверцы машины захлопнулись за нашей съемочной группой.
— Не знаю. — Я пожала плечами. — Лет десять назад жила на Астраханской…
— Понятно, — протянул Костя. Вопросов он больше не задавал. Вот за что я ценила своего Шилова, так особенно за его исключительную немногословность! И при всем при том на него всегда можно было положиться. Редкое качество, что ни говори! Особенно в наши дни, когда люди думают одно, говорят другое, а делают преимущественно третье.
Я объяснила Косте, как удобнее всего доехать до Нины Андреевны по полученному в больнице адресу, и через пятнадцать минут мы уже были на месте.
Частный домик Кожевниковой стоял как-то особняком. Я попросила Костю остановить машину поближе к воротам, покрашенным в ярко-зеленый цвет. Из-за забора виднелись верхушки вишен и яблонь, которые все еще белели в цвету. И все это утопало в солнечном свете.
— Приехали, — констатировал Костя, остановив машину. — Я с тобой! — предупредил он меня.
— Ну, ладно, — протянула я неохотно. Мне почему-то захотелось переговорить с Кожевниковой наедине. Я интуитивно чувствовала, что со мною она будет разговаривать доверительнее, как женщина с женщиной. Но с Костей ссориться тоже не хотелось, поэтому я не стала спорить, а молча выбралась из машины.
Костя постучался в ворота. Двор откликнулся оглушительным лаем, как мне показалось, огромной собаки, и я невольно представила себе что-то вроде собаки Баскервилей. Или кого-то… вроде той же собаки.
Я почувствовала себя несколько неуютно, и мой спутник это заметило Нет, я, конечно, люблю домашних животных, но предпочитаю, чтобы их водили на поводке и лучше всего — в наморднике!
— Ирина! — позвал меня Костя. — Ты собак боишься? — осведомился он.
— Нет, — честно ответила я, — но кошки мне все-таки нравятся больше!
Скрипнула дверь, со скрежетом кто-то открыл засов на воротах.
— Вам кого? — спросила немолодая женщина в темном платье, с добрым лицом и волосами, спрятанными под светлой косынкой.
— Нину Андреевну, — ответила я, заглядывая хозяйке через плечо. Но мне так и не удалось рассмотреть собаку, которая скорее всего сидела на цепи, так как издали слышалось характерное позвякивание.
— А она здесь уже лет пять не живет, — удивилась женщина.
— Лет пять?! — не поверила я. — Где же теперь ее искать? — проговорила я расстроенно. Мне показалось, что лопнула последняя надежда встретиться с Ниной Андреевной Кожевниковой.
— А вы кто? — подозрительно осведомилась женщина. Она с опаской поглядывала то на меня, то на Костю. А если ей придет в голову спустить собаку с цепи? Я должна была признать, что рейтинг моей программы в Тарасове не так уж велик, что бы там ни говорил Евгений Иванович Кошелев!
— Журналистка, — проговорила я в ответ, оглядываясь по сторонам. — Мы снимаем программу о заслуженных медицинских работниках…
— А, — хозяйка мне все-таки поверила, тем более что я показала ей свое удостоверение работника ГТРК.
— Проходите, — позволила хозяйка. — А Волчка не бойтесь, — женщина кивнула в сторону будки, — он не кусается! — усмехнулась она. — Только лает звонко!
— Как вас зовут? — вежливо поинтересовалась я.
— Алевтина Васильевна, — представилась женщина в темном платье. — Мы с Ниной Андреевной сделали обмен, — сказала она. — Кожевникова переселилась в другой район, поближе к своему новому месту работы, — взгляд у нее стал более холодным. — В прислуги пошла… — сухо проговорила она. — К этой… как ее там?.. Малаховой, — вспомнила Алевтина Васильевна. — И как она ее только уговорила? — Хозяйка сокрушенно покачала головой в светлой косынке. — Вот я бы ни за что не пошла! — гордо заявила она. — Пойдемте, я вас сейчас чаем угощу, — смилостивилась Алевтина Васильевна.
За чаем с вареньем хозяйка рассказывала нам о своей жизни, жаловалась на нищету и показывала альбом с семейными фотографиями. На одном из снимков она была запечатлена вместе с Кожевниковой и Малаховой.
— Вы знакомы с Аллой Владимировной? — спросила я.
— Да так, — махнула рукой Алевтина Васильевна, — виделись пару раз. Компания не та! Куда уж нам уж, — с обидой в голосе проговорила она. — Это случайный снимок, — добавила хозяйка. — Я к Нине заходила, ну вот и…
— Кожевникова жила у Аллы Владимировны?
— Нет, — покачала головой хозяйка. — Она, конечно, и дневала и ночевала в ее хоромах, но жила все-таки в собственном доме! По крайней мере, он у нее имелся, — оговорилась она.
— А вы нам дадите ее адрес? — спросила я, мешая ложечкой варенье в полупрозрачной креманке. Варенье было абрикосовым, янтарным по цвету и приторно-сладким на вкус.
— Ну, если это необходимо, — протянула Алевтина Васильевна. — У нее домик на Луговой, номер 15, — пожала она плечами. — Только вы ее, наверное, не застанете, — добавила женщина. — Она скорее всего у Малаховой!
— Вряд ли, — заметила я. — Нина Андреевна ушла от Аллы Владимировны, — объяснила я.
— Ну, наконец-то! — обрадовалась хозяйка. Она явно недолюбливала Малахову.
— Вернее, ее уволили, — уточнила я, хотя сама, правда, не была уверена в этом на все сто. А Гоффман и вовсе утверждал обратное…
— Малахова?! — воскликнула Алевтина Васильевна. — Не может быть! Да за что же ее можно было уволить?.. Она ее едва ли не на руках носила! Кормила из клювика! Вот она — людская неблагодарность! — запричитала женщина.