Дань псам. Том 2
Шрифт:
Пока какая-то храбрая обезьяна прямо у него над головой не запустила в него палкой. Та громко ударилась о землю рядом с левой задней лапой, так что он подпрыгнул на месте и отскочил в сторону.
Из темноты вверху донеслось хихиканье.
В поле зрения Оврага вплыл вихрь хаоса, половину небосвода тут же пожрало бурлящее безумие – свинцовое, пузырчато-черное, оно выбрасывало из себя сверкающие серебряные щупальца. Было видно, как фронт урагана вздымает почву, превращая ее в бешеную стену из песка, камней и пыли, и неуклонно при этом приближается.
Перспектива неминуемого
Вот только должна ли пытка, в которую превратилось его существование, подразумевать еще и боль? Это казалось как-то… нечестно. Конечно, боли-то по сути уже и не осталось – он зашел слишком далеко, чтобы извиваться и дергаться, чтобы стонать и всхлипывать, – но воспоминание о ней сохранилось и пылало сейчас огнем у него в мозгу.
Цепь тянула его по каменистой россыпи, острые края булыжных осколков царапали спину, проковыривали все новые борозды в измочаленной плоти, стучали о череп, сдирая остатки волос и кожи. Но каждый раз, когда цепь дергалась и его на мгновение разворачивало, он впивался взглядом в преследующий вихрь.
От скрипучего фургона где-то впереди доносилась песнь страдания, за ним словно бы тянулся нескончаемый хор жалобных голосов.
Жалко, подумалось Оврагу, что огромный демон не оказался рядом с ним в предшествовавший падению миг, не вскинул на плечо – хотя вряд ли у него достало бы сил добавить хоть что-то к своей ноше. Но пусть он хотя бы оттащил его чуть в сторону, одного этого хватило бы, чтобы огромное колесо не прокатилось ему по правой руке, размолов ее в кашу, – остатки держались теперь лишь на отдельных сухожилиях. После этого исчезли любые, даже самые призрачные шансы, что ему удастся подняться вновь и влить свои усилия в общий порыв. Нет, теперь он окончательно превратился в мертвый груз, волочащийся за фургоном, причиняя дополнительные страдания тем, кто остается на ногах.
Рядом, почти параллельно с ним, огромная замшелая цепь волочила вперед останки дракона. Его крылья напоминали сейчас драные паруса, некогда поддерживавшие их мощные кости сломаны и бессильно болтаются, голова с жалкими остатками шкуры едва держится на изодранной шее. Увидев драконье тело впервые, Овраг испытал сильнейший шок и панику. Да и теперь каждый раз, когда взгляд обращался в ту сторону, на него волной накатывал ужас. То, что подобному существу не хватило сил, лишь подчеркивало всю отчаянную безнадежность их положения.
Аномандр Рейк больше не убивает. Ряды продолжают редеть. Полное уничтожение все ближе.
Жизнь страшится хаоса. Так было всегда. Мы боимся его больше всего остального, поскольку он есть окончательное проклятие. Упорядоченность сражается против небытия. Чтобы выжить, упорядоченность ищет взаимодействия, на любом уровне – от единственного клочка кожи и вплоть до огромного разнообразия зависящих друг от друга существ. Само собой, подобное взаимодействие по своей сути не обязано быть мирным – и однако небольшие частные неудачи тоже служат общему успеху.
Но лишь теперь, когда меня тянет за фургоном, когда само мое существование подходит к концу, я начинаю понимать…
Узри же меня, узри дарованное мне осознание.
Рейк, что ты наделал?
Мозолистая ладонь сомкнулась на его единственной руке, кто-то оторвал Оврага от земли и понес вперед, к медленно ползущему фургону.
– Нет смысла!
– А вот это, – откликнулся глубокий, уверенный голос, – совершенно неважно.
– Я не стою того, чтобы…
– Вполне возможно, однако я намерен пристроить тебя на фургон.
Овраг нашел в себе силы, чтобы прерывисто расхохотаться.
– Просто оторви мне ногу, добрый господин, и брось меня здесь.
– Нет. Ты можешь мне понадобиться, маг.
Понадобиться? Что еще за чушь?
– Кто ты?
– Драконус.
Овраг расхохотался еще раз.
– Я искал тебя… кажется, с тех пор не одна сотня лет прошла.
– Считай, что нашел.
– Я думал, ты знаешь, как отсюда выбраться. Разве не дурацкая мысль? Ведь если б ты знал, тебя бы тут давно уже не было, верно?
– Звучит логично.
Какой-то странный ответ.
– Драконус?
– Что?
– А ты логичен?
– Ни в малейшей степени. Так, пришли.
Оврага приподняло, развернуло лицом вперед, и то, что он увидел, оказалось самым жутчайшим зрелищем за все время его пребывания в проклятом мире Драгнипура. Целая стена из тел, вытянутые ноги упираются в таращащиеся лица, то тут, то там наружу свисает подергивающаяся рука, с нее капает пот. Тут плечо, там колено. Слипшееся мочало волос, пальцы с отросшими, длинными, как кинжалы, ногтями. Люди, демоны, форкрул ассейлы, к'чейн че'малли и другие, природу которых Овраг даже не мог распознать. Он видел чьи-то ладонь и предплечье, казавшиеся сделанными из металла – шарниры, сочленения, рычаги и стальной панцирь, покрытый вмятинами и пятнами. Но хуже всего были глаза, что пялились на него с лиц, давно утративших какое-либо подобие эмоций – осталось лишь тупое оцепенение.
– Освободить место наверху! – проревел Драконус.
Ответом ему были многочисленные крики. «Места нет!» «Не осталось!»
Не обращая на них внимания, Драконус принялся карабкаться вверх по стене из плоти. Лица скалились от боли и гнева, возмущенные глаза широко распахивались, отказываясь верить, руки пытались вцепиться или молотили в него кулаками, но огромный воин не обращал на это ни малейшего внимания. Овраг чувствовал в Драконусе могучую силу, а в каждом его движении – неумолимую решительность, ясно дающую понять: такого ничем не сломить. Благоговение лишило его дара речи.