Дань псам
Шрифт:
— Держи путь открытым, Эндест Силан. Она взъярится на тебя. Она попытается изгнать меня, закрыться. Держись. Не отступай.
— Но, владыка, я посвятил ей жизнь.
— Какой в ней прок, если она не отвечает за собственные дела?
— Она создала нас всех, Лорд!
— Да. И ответит за это!
Юность — время резких суждений. Огонь гаснет с течением лет. Гаснет сам собой. Мечты о спасении засохли на стеблях; кто посмеет оспорить жестокую правду?
Они прошли цитадель, полную мертвецов — сломанных, выпотрошенных. Подобно их
— Могу я спросить, Эндест Силан?
— Можете, Лорд.
— Выстоишь?
— Выстою.
— Ты будешь ждать меня в тот день?
— В какой день, Лорд?
— День в самом конце, Эндест Силан. Ты будешь ждать меня в тот день?
— Я сказал, что выстою, владыка, и поэтому выстою.
— Тогда держись, друг. Держись. До того мига, когда придется предать. Не протестуй, Эндест. Ты узнаешь этот миг, ты сразу узнаешь его.
Только это сохраняло ему жизнь. Так он сам подозревал. Тревожное ожидание, столь долгое, что успело затвердеть и покрыться коростой почти бесконечных столетий.
«Скажи, Эндест, что ворочается в Великом Кургане?»
«Владыка?»
«Это Итковиан? Мы действительно стали свидетелями рождения нового бога?»
«Не знаю, владыка. Подобные истины закрыты от меня». «И сам я закрыт для них. С того дня в Храме».
«Ах да. Я забыл. Извини, старый друг. Может, лучше поговорить со Спинноком. Возможно, требуется тихое расследование».
«Он послужит вам как всегда, Лорд».
«Да. Одно из моих бремен».
«Владыка, вы выдержите все».
«Эндест, ты плохой лжец».
«Да, владыка».
«Итак, пусть будет Спиннок. Когда встретишь его, пошли ко мне. Спешки нет. Когда у него будет свободное время».
«Владыка, ожидайте его вскоре».
Тогда Аномандер вздохнул, да и какой другой ответ был возможен? «Я тоже ваше бремя, Лорд. Но лучше не говорить вслух.
Глядите же, Лорд. Я все еще жду».
Ослепительный свет лился из раскрытых дверей храма, прокатываясь по площади волнами потопа; его сила была такова, что трупы шевелились, молочно-белые глаза смотрели с дергающихся голов.
Когда они вышли на пустое пространство, свет залил их до подбородков. Он оказался на удивление холодным. Эндест Силан узнал ближайших мертвецов — Анди. Жрецы, что ждали слишком долго и были захвачены взрывом, которого бежавший по коридорам Цитадели Эндест не увидел, но ощутил. Последователи разных фракций. Сильхаса Руина, Андариста, самого Аномандера, Дретденана, Хиш Туиллы и Венута Дегаллы… о, эта площадь, эти освященные камни видели много схваток. «В родах будет кровь. В смерти будет свет». Да, это был день и рождения и смерти, и крови и света.
Они подходили все ближе к дверям храма, осторожно, наблюдая за волнами света на пороге. Он изменил оттенок, словно запачкавшись о Черное дерево, но сила угасала. Эндест Силан ощутил внутри присутствие. «Кто-то ждет. Нас».
Верховная жрица? Но ее присутствия аколит не ощущал.
Аномандер сделал первый шаг по каменной лестнице.
И был задержан. Ее голос заполнил их.
«Нет. Берегись, Аномандер, любимый сын. Кровь Анди не должна создавать новые миры. Пойми меня. Ты и твои родичи больше не одни. Вам уже не дана свобода вести игры порока. Есть и… другие».
Аномандер ответил: — Мать, ты воображаешь, что удивила меня? Что я устрашен? Этого недостаточно — быть только матерью, создавать, не держа никого в объятиях. Отдавать столь многое, только чтобы получить в награду нас — убийц и предателей.
«В тебе новая кровь».
— Да.
«Сын мой, что ты наделал?»
— Как ты, Мать, я решил принять перемены. Да, есть и другие. Я чую их. Будут войны между нами, и я объединю Анди. Сопротивлению конец. Андарист, Дретденан, Ванут Дегалла. Сильхас бежит, как и Хиш Туилла, и Маналле. Гражданская рознь окончена, Мать.
«Ты убил Тиам. Сын мой, ты представляешь, что сотворил? Сильхас Руин бежит, о да. Но куда именно, как ты думаешь?! Новорожденные, другие — какой запах влечет их сейчас, какой вкус силы хаоса? Аномандер, в убийстве ты искал путь к миру. Но ныне течет кровь, и мира не будет уже никогда.
Я отвергаю тебя, Аномандер от крови Тиам, Драгнипурейк. Я отвергаю всех первых детей. Вы будете скитаться по мирам, лишенные цели. Ваши деяния ничего не дадут вам. Ваши жизни будут длиться бесконечно. Тьма — сердце мое — закрыта для вас, для всех вас».
Аномандер стоял недвижимо, а Эндест Силан кричал за его спиной, падая на колени от необоримого ужаса. Рука силы проникла в него, вырвав нечто, и пропала — нечто, да, то, что он однажды решится назвать вслух. Надежду.
Он смотрел на трепещущий огонек лампы. Он удивлялся, почему отчаяние так легко заменилось преданностью, словно передача отчаяния другому, избранному вождю, избавляла его от всех возможных причин для боли. Преданность, да. Обмен, в котором каждый что-то отдает. Один — волю, другой — свободу.
Один — волю.
Другой…
Меч из железа с примесью меди, клинок длиной в руку был выкован во Тьме, в самом Харкенасе. Он был единственным фамильным достоянием Дома Дюрав и знал троих владельцев со дня изготовления в Кузнице Хастов; но от троих предков, носивших его до Спиннока, не осталось ничего — ни потертостей на роговой рукояти, неудобных следов чужой руки, ни дополнительных витков проволоки, улучшающих баланс, ни даже следов заточки на лезвии. Казалось, оружейник сделал меч специально для Спиннока Дюрава, рассчитывая именно на его особенности, вкусы и стиль фехтования.