Дань псам
Шрифт:
— …проклятие, Дорут, я тебе не верю!
— Почему бы, Милок? Я давал тебе повод? Нет…
— Худа тебе нет! Первая моя жена…
— Проходу мне не давала, клянусь! Наскакивала как на крысу…
— Крысу! Это верно.
— Никогда не оставляла одного! Милок, она меня буквально изнасиловала!
— В первый раз! Помню, она сама рассказала, и глаза так блестели…
— И у тебя поднялся как черный жезл самого Худа…
— Не твое дело, Дорут…
Тут что-то прижалось к ноге Торвальда. Кошка, урчащая как ручей по гальке, выгнувшая спину и поднявшая хвост.
Торвальд осмотрел стены, карнизы, завитки метопов и полоски ложных пилонов. Утер пот с ладоней, посыпал их пылью, начал карабкаться.
Добравшись до первого подоконника, залез на него и присел. Да, это не очень мудро — но падение его не убьет, даже плечо не вывихнет. Затем вытащил кинжал, осторожно просунув между ставней и отыскав защелку. Кошка прыгнула следом, чуть не сбив его — Торвальд едва не упал, но сумел восстановить равновесие. Неслышно выругавшись, продолжил открывать защелку.
— …все еще тебя любит, понял?
— … что…
— Любит. Она любит разнообразие. Говорю тебе, Милок, твою последнюю завоевать нелегко… было…
— Клянешься!?
— Ты мне самый старый и лучший друг. Больше никаких секретов! Когда я клянусь, значит, говорю правду. У нее большой аппетит, так что проблем нет. Я не лучше тебя, просто другой. Вот и все.
— Сколько раз в неделю? Скажи, Дорут?
— О, каждый второй день или…
— Но я тоже через день!
— Четные и нечетные. Я ж говорю — аппетит.
— А я…
— … после смены пойдем пить….
— Да. И сравним впечатления.
— Мне нравится, ха! Эй, Милок…
— Да?
— Сколько твоей дочке?
Защелка звякнула, освобождая ставни; одновременно меч свистнул, вылетая из ножен, и у ворот под аккомпанемент диких воплей пошла схватка.
— Шутка! Честно! Просто пошутил, Милок…
Голоса теперь доносились от фасада; Торвальд вставил кинжал между свинцовых створок и открыл окно. Торопливо шагнул в темную комнату. Во дворе забухали сапоги, от главных ворот донеслись новые вопли. Зазвенел разбитый фонарь, полетел на мостовую чей-то меч.
Торвальд быстро закрыл ставни и окно.
Сзади зловеще заурчали, мягкая челюсть уперлась в колено. Он протянул к кошке руку — пальцы уже скрючились… но снова передумал. Проявить уважение к проклятой твари, да — когда она услышит то, что нельзя услышать и увидит то, что нельзя увидеть…
Повернувшись на корточках, он принялся изучать комнату. Какой-то кабинет, хотя почти все полки пусты. Чрезмерные амбиции, вот что такое эта комната. Внезапный порыв к культуре и мудрости, разумеется, обреченный на гибель. Тут одних денег недостаточно — требуется также и интеллигентность. Вкус, пытливый ум, интерес к другим материям — к тому, что не очевидно. Неужели хозяину недостаточно было послать слуг в книжную лавку и заказать «этих штучек на целую полку или даже на две»? Хозяин явно не особый знаток, так какая разница? Наверное, он даже не умеет читать и не стал бы разбираться,
Он подобрался к полке, на которой все же имелось десятка два свитков и переплетенных книг. Каждый свиток туго свернут и запечатан — как он и подозревал.
Торвальд начал читать заголовки.
«Трактат о дренажных выемках каменных желобов района Гадроби», из девятнадцатого доклада года Землеройки, раздел Необычных Обстоятельств, Гильдия горных мастеров. Автор: член Гильдии?322.
«Сказки о Памби Неустрашимом и Мире внутри Древесного Ствола» с иллюстрациями какого-то мертвеца.
«Потерянные Сказания Аномандариса», с аннотацией.
Торвальд наморщил лоб: этот может оказаться ценным. Он торопливо развязал веревочку и раскатал свиток. Пергамент оказался пустым, только внизу было написано: «На данный момент научные комментарии недоступны». Клеймо издателя определяло свиток как часть серии Утраченных Работ, публикуемых Гильдией Пергаментщиков Крепи.
Свернув бесполезный свиток, он занялся другими.
«Иллюстрированный справочник Головных Уборов сапожников Генабариса четвертого столетия Сна Бёрн», сочинение Долбозубба Стибра, самого себя прозывающего серийным собирателем и карателем Сапожников, получившим пожизненный срок. Публикация Библиотеки Тюремной Ямы Натилога.
Он не сомневался: иллюстрации окажутся многочисленными и до излишества детальными. Почему-то любопытство не пробудилось в нем.
Ссора у ворот была улажена. Многочисленные охранники возвращались с места драки, всячески ругаясь и что-то бормоча; звуки голосов быстро затихали по мере того, как они входили в главное здание, и это подсказало Товальду: хозяин дома и скорее всего спит. Проблема. Ублюдок свихнулся на теме безопасности и наверняка прячет несметную казну прямо в треклятой спальне. Что же — мир таит вызовы, без вызовов жизнь бессмысленна, бесцельна и, что важнее всего, скучна.
Он перешел к двери, ведущей в коридор; помедлил, обертывая лицо тряпкой, так, чтобы оставались видимыми только глаза. Кошка хрипло урчала. Подняв задвижку, он медленно открыл дверь и уставился в коридор. Слева внешняя стена; справа проход вдоль всего здания, двери и в середине выход на главную лестницу. И стражник, сидящий лицом к лестнице. Черные волосы, красный прыщавый нос, отвислая губа, а мышц на кряжистом костяке столько, что хватило бы на двух — трех Номов. Дурак вязал; губы и брови шевелились в отсчете петель.
А проклятая кошка крадется прямиком к нему.
Торвальд бесшумно закрыл дверь.
«Нужно было удавить чертову тварь».
В коридоре послышалось приглушенное проклятие, застучали по лестнице сапожищи.
Он снова открыл дверь, выглянул. Стражник пропал. Вязанье лежит на полу, нить тянется за скатившимся вниз клубком.
Ха! Чудесная кошка! Да, если он ее встретит еще раз, то расцелует — но не там, где она лижется — есть пределы для благодарности, и если она нализала себя, он ее целовать не будет.